
	Новости \| Писатели \| Художники \| Студия \| Семинар \| Лицей \| КЛФ \| Гости \| Ссылки \| E@mail

Андрей ЛАЗАРЧУК

КЕСАРЕВНА ОТРАДА

роман

"Очень жаль, что первый том "Кесаревны Отрады" был издан без каких-либо указаний на то, что это именно первый том, что вызвало множество нареканий; ругают, естественно, меня, а не издательство. Заявляю также, что никогда не писал ни аннотации, ни якобы цитаты, вынесенной на обложку. Не берусь оценивать собственную вещь, но появление в свет в таком виде и по кускам на пользу ей явно не пошло. Хуже того, сейчас издательство намерено выпустить только усеченный вариант романа (обе книги под одной обложкой), и у меня нет ни малейшего представления, когда и кто сумеет издать его так, как он написан. Предлагаю для ознакомления фрагменты из второй книги "Кесаревна Отрада между славой и смертью".

Кесаревна Отрада между славой и смертью.

Книга вторая.

я видел секретные карты
я знаю, куда мы плывем
Илья Кормильцев

Часть первая.

Глава первая.

На исходе июля восемь дней непрерывно шли дожди, а потом налетел ледяной ветер и до стеклянного блеска огладил взявшуюся непрочным льдом траву. Земля же и вода под травою хранили покуда еще немалый запас тепла. Ноги с легким хрустом, давя то ли елочные игрушки, то ли засохшую пену, - проходили сквозь стеклянно-зеленый ковер и вминались в грязь – уже до странности беззвучно. Иногда грязь отпускала ногу легко, разве что вздыхала; чаще - чавкала и пыталась засосать поглубже; а иногда расступалась, вмиг исчезала совсем, и нога оказывалась в холодной жидкой бездне, - тогда только веревка и спасала, колючая оледеневшая веревка... впрочем, не всегда спасала и она: в утренней мгле, в сгустившемся вдруг тумане безвестно канул пастушок, имя которого Отрада запомнить не успела, он пробыл в сотне едва ли день: догнал их с котомкой предыдущим утром... на краю черной дымящейся ямы нашли его лиственничный лук, черный, тяжелый, тугой - на волка; конец веревки был разлохмачен, несколько жил вытянулось, и Алексей, внимательно осмотрев, пропустив между пальцами ее всю, только скрипнул зубами и велел всем держаться поближе друг к другу, не вплотную, но все-таки поближе...

Пейзаж был нереален: рифленого стекла равнина, такая ровная и плоская, что становилось тоскливо и страшно; граненые серо-фиолетовые горы Монча слева и впереди - и силуэт бесконечного фантастического города справа: шпили, башенки, купола... Отрада знала, что это не настоящий город, а просто скалы, прихотливо изрезанные бушевавшим здесь когда-то прибоем; озеро ушло, осталось бескрайнее и бездонное болото... и вот этот силуэт чудесного города на горизонте. Города, которого нет и не было никогда.

Но каким-то другим рассудком, который, возможно, просто приснился, привиделся умирающему от холода и усталости ее собственному рассудку, тому, с которым она жила так долго и с которым прошла через столь многое, - этим другим рассудком она спокойно и безучастно постигла безусловную истину: именно тот город был настоящим, единственным по-настоящему настоящим городом... просто он был как бы внутри, по ту сторону изрезанной ноздреватой поверхности скал, и скалы нужно вывернуть наизнанку... тогда все, что сейчас живое и прозрачное, тонкое и холодное, грязное и небесное - все это окажется плотно упакованным: корни дерева к птице, звук колоколов, плывущий над холодным полем, прикрытым серым предрассветным туманом - к жарко натопленной бане, а медленно бредущая по недозамерзшему болоту девушка, похожая уж и не на девушку вовсе, а на поганую метелку - к тени старого арочного моста, увитого виноградом... и ведь никто ничего не заметит, подумала она равнодушно и тупо. Никто - и - ничего.

Она давно растратила все свои запасы отчаяния...

Купа деревьев, которая еще недавно была безнадежно далекой, внезапно оказалась рядом, под ногами запружинили корни, а потом пришлось даже лезть куда-то наверх, на высоту вытянутой руки - по сухой осыпающейся серой земле, напоминающей порох. Из земли торчали палки и веревки.

Сразу стало темно.

Будто внутри земли. Среди корней.

Она потрогала рукой. Это действительно была земля, полная переплетенных корней. И тут же над головой возник тусклый свет, а за ним и звук.

-…Парило-мудрец был такой, он сказывал: будет день, когда убиенные встанут с земли и пойдут в страну Тучу. Два века тому. И что? Сам видел: туча была, и мертвые ночью встали и ушли…

- Видел сам, что ушли? Ты, дядь, ври…

- Врать не буду, вот этого сам не видел. Но степняк один, с которым мы потом наскоро потолковали, видел и говорил. Да и то: парню двадцати нет, а седой…

Отрада попыталась привстать. Голова была пустая, но тяжелая. В горле скребло. Она хотела сказать… чтобы… уже забыла, что… все равно не получилось: лишь писк, равно котенок проголодался…

Кто-то сверху тихо фыркнул:

- Очухалась... эх, немного надо, дядя...

- Так’ ить... совсем дитя. Который день идем...

- А который? Я уж...

- Двунадесятый.

- Ой-тя!..

Отрада тронула запястьем лоб, потерла глаза. Во рту был мерзкий привкус железа. Она кашлянула раз и другой. Голос будто бы вернулся.

- Я долго... так?

- Нет, кесаревна. Всего какой часок. Старший велел не беспокоить вас. А похлебку вашу мы вон, кожушком укутали, не простынет...

Часок, подумала она. Похлебку сварили, да еще и остыть могла успеть. Но вот не остыла... Она ногами чувствовала спрятанное тепло.

- Спасибо, дядя Евагрий, - Отрада приподнялась на локте. На освободившееся место тут же набился холодный воздух. Ветер, как обычно, к ночи набрал силу. Спасались от него заячьим способом: рыли ямки. В такой ямке она и лежала, в истерзанной лисьей шубейке, сверху прикрытая от ветра куском парусины, натянутым над ямой и присыпанным по краям свежей землей...

Если гнусное чародейство не прекратится, скоро станет невозможно укрываться так. Земля промерзнет, сделается каменно-звонкой. Легкие лопаты будут отлетать, лишь царапая ее бока.

Но тогда, может быть, выпадет снег...

Сделав над собой усилие, она откинула парусину и села.

Дядька Евагрий и с ним молодой слав Прот, из бедного семейства Товиев, роднившегося когда-то и с кесарями, но давно уже не возобновлявшего родства, грели ладони над спрятанным от ветра костерком. Свет исходил от этих ладоней...

- Кушать будете? - добро усмехнулся дядька и чуть склонился вперед, чтобы встать. - Или пройтись надобно-ть?

Она смотрела на него и только поэтому уловила тот миг, в который лицо человека превращается в лик мертвеца. Негромкий костяной стук и отдаленный хлопок она с этим превращением связала не сразу, а лишь после, вспоминая...

Не разгибаясь, как сидел, дядька Евагрий повалился вперед - и накрыл собою костерок. Словно полог, упала тьма.

Коротко и изумленно вздохнул Прот.

Этот звук вывел Отраду из мгновенной оторопи. Она сильно оттолкнулась руками и ногами - получился какой-то дикий прыжок из положения сидя, - и, упав на спину, перекатилась раз и еще раз, а потом, чуть приподнявшись на четвереньки, отползла назад на несколько шагов, замерла - и только тогда протянула руку к закрепленному на бедре ножу-оборотню. Шершавая рукоять, обшитая кожей морского черта, удобно легла в ладонь.

Там, где она только что была, осыпалась земля.

Кровь, кровь, кровь била в ушах, мешая слышать.

А потом позади нее - и в лица нападавшим - полыхнуло слепящее белое пламя.

Четверо стояли, пригнувшись, совсем рядом - притворно одинаковые в легких черных саптахских доспехах, надетых тоже поверх чего-то черного, и в черных масках на лицах. Они хорошо владели ремеслом ночных убийц, и даже сейчас, внезапно ослепленные, немедля бросились на землю - но дикий, нечеловеческий свет странным образом не пускал их, удерживал на весу, не позволял коснуться земли... так длилось и секунду, и три, и десять... повисшие люди дергались, в их конвульсиях появилось что-то паническое, как у тонущих...

Отрада медленно, не вставая, пятилась - пока не заползла в пустую, но еще теплую ямку. А потом она увидела гротескно, чудовищно большие ноги в высоких сапогах, две пары ног, обогнувшие ее справа и слева - маленькую, съежившуюся. Подсвеченные сзади, ноги остановились между нею и барахтающимися саптахами.

- Что будем делать, Хомат? - это был голос Алексея. И в голосе этом слышалась безнадежность - будто бы это не враги его, а он сам видел вот так вот в воздухе, беспомощный, как младенец.

Чародей ответил что-то неразборчиво, он всегда говорил неразборчиво, у него не хватало передних зубов и кончика языка, потерянных не так давно в сражении с призраками. Но Алексей понимал его. Ушан...

А вот подкрались - не услышал.

Сотня уже была на ногах, метались тени, где-то часто хлопали тетивы - и звуки эти завершились всплеском грязи и бульканьем. И еще кто-то шипел сквозь зубы, скрывая боль.

Но уже ясно было, что все кончилось.

Как-то слишком быстро и просто...

Хомат протянул руку к одному из висящих - тот забился совсем уж панически, как большая рыба в сачке.

- Тихо, тихо, - сказал Хомат, и теперь было понятно. - Давай-ка...

Он воздел руку вверх, и один из пленников вдруг оказался стоящим на ногах... нет, показалось: подошвы на пядь не достигали земли. Руки его, судорожно вытянувшиеся вперед и вниз, пытались крючковатыми пальцами вцепиться во что-то несуществующее.

Потом с него упала маска.

Отрада тихонько встала и шагнула чуть вперед, оказавшись за левым плечом Алексея. Почему-то именно здесь было ее настоящее место... Лицо пленника, равнодушное и неподвижное, совершенное в пропорциях и чертах, казалось ужасным. Оно катастрофически не совпадало с позой, с руками, с глазами, которые дергались и метались за веками...

- Так вот вы кто, - в голосе Алексея прорезалась какая-то неуместная нотка. - Последние настали времена... Опусти его, Хомат.

Хомат вновь отозвался неразборчиво, но Алексей оборвал его повелительным жестом. Тогда тот неохотно опустил руку, и пленный качнулся, обретя опору под ногами.

- Ты знал, за что брался, когда шел сюда, - сказал Алексей.

Белое лицо не изменилось, но чуть качнулось.

- Возьми меч, - приказал Алексей.

И меч мгновенно оказался в руке... кого? Отрада вдруг поняла с ужасом, что не может назвать это существо даже мысленно.

Белолицый держал меч почти небрежно, тремя пальцами - горизонтально перед грудью, легко похлопывая обушком по запястью левой руки. На тонких пальцах Отрада увидела темные массивные перстни...

Белолицый нанес удар первым - свистнула сталь; в пронзающем свете клинок превратился в острую петлю. Три или четыре удара почти слились в один. Потом Алексей медленно отступил на полшага и дернул рукой. Меч его выскользнул из груди белолицего, дымящийся и черный. Белолицый попытался было поймать чужой клинок рукой, но пальцы его схватили воздух...

Потом он упал лицом вперед, еще в падении будто бы ломаясь и разваливаясь.

Хомат присел рядом с ним на корточки, тронул рукой голову. Повернул лицом кверху. Голова повернулась свободно, словно в шее не осталось костей.

Потом он взялся за отпавший подбородок и стянул белое лицо, будто еще одну маску.

Под лицом был голый и еще более белый череп...

Нет, не череп. Ровная поверхность, похожая на скорлупу большого яйца...

Хомат постучал по этой скорлупе пальцем, и изнутри тут же донесся нетерпеливый ответный стук. Тогда чародей, всей позой своей выражая недовольство, вытащил из-за пояса стилет, примерился - и вонзил клинок в скорлупу. Первый удар, видимо, был недостаточно сильным, острие застряло. Хомат ударил еще раз, навалившись сверху - теперь клинок вошел по гарду. Чародей, морщась, несколько раз провернул стилет в ране, будто размешивая там что-то. Лежащее тело совсем не по-человечески задергалось, потом замерло окончательно.

- Мерзость, - сказал Хомат, судорожно сглатывая - давя рвоту.

- Да, - согласился Алексей. Голова его медленно повернулась налево, потом направо.

И Отрада, вместе с ним посмотрев по сторонам, увидела, что мир преобразился.

Стояли поздние сумерки - скорее утренние, чем вечерние, хотя она не сумела бы сказать, почему думает так, а не иначе.

Все куда-то делись. Отраду и Алексея окружала ровная степь. Туман стелился над самой землей, не выше колен - туман или дым. Под него взгляд поначалу не проникал, но потом что-то случилось то ли с глазами, то ли с самим туманом.

На земле лежали мертвые. Их было немыслимо много: так много, что между ними просто не проглядывало даже клочка земли. Кто-то чуть обиходил их, уложив ровно, скрестив на груди руки... тем, у кого руки были...

Потом впереди кто-то поднялся с земли. Бесформенная фигура. Постояла на месте и медленно направилась к ним.

Отрада почувствовала, что вцепляется обеими руками в Алексея, и попыталась разжать пальцы. Но руки были чужие, непослушные, их нужно было где-то искать - где-то внутри себя...

Фигура приблизилась. Когда-то, наверное, белый, а теперь цвета грязи плащ окутывал ее. Шагах в пяти она остановилась. Из-под складок показалась рука. Скользнула вверх и откинула капюшон.

Отрада вскрикнула. У женщины, стоявшей перед ними, не было верха лица. Вместо лба, век, скул - висели какие-то лоснящиеся черные лоскуты...

- Ла...ра... - Алексей, задышав тяжело, пресекся на середине слова. - Ты...

Женщина поднесла палец к уголку рта. Это можно было понять как “молчите”.

Будто трепет множества маленьких крыльев послышался далеко позади. Отрада попыталась было оглянуться, но - не сумела оторвать взгляд от изуродованного лица, от чистого сияющего глаза, темно-синего, бездонного...

Меж тем сзади что-то происходило. Треск дерева... скрежет... шипение...

- Почему... я живой? - спросил Алексей.

Ларисса медленно кивнула; рука ее скользнула под плащ и вынырнула обратно - с пяльцами, в которых натянут был белый платок с какой-то вышивкой... но не к вышивке приковало взгляд Отрады, а к тому, что на миг приоткрылось между полами плаща...

Не могли люди сотворить такое с другим человеком, с женщиной... не могли, не могли, не могли!

А шум сзади накатывался, вздымался, напомнив вдруг грохот ледохода - где среди сталкивающихся льдин есть льдины живые, железные, деревянные, хрустальные... Множество голосов заполнили собой пространство.

Отрада сумела наконец обернуться. Один ужас помог справиться с другим...

Перед нею разверзлась могила. У могилы было почему-то деревянное дно. Ярко освещенное желтое деревянное дно.

Земля осыпалась под ногой, Отрада вскрикнула и стала падать, продолжая вцепляться в Алексея. Тот удержался бы, но земля превратилась в текущий песок. Они скатывались вниз, как муравьи в воронку песчаного льва.

Она ожидала удара о дерево, но в последний миг дно отдалилось - недалеко, вот, рядом, достать, опереться... нет. Она повисла, как муха в паутине, как... как те странные пленники... как Агат… его прощальный взмах…

Она не знала, кто такой Агат. Это было в другой памяти.

Но, повинуясь новому страху, она согнула негнущуюся руку и схватила себя за щеку.

Под рукой было что-то мягкое, нечувствительное, податливое.

Не трогай, прошептал кто-то рядом, осторожно, сорвешь... И еще прошептал: дайте ей пить.

У губ тут же появился горячий край ковша. Давясь, Отрада глотнула жгучую жидкость. Ей показалось, что это деготь.

Чья-то рука удерживала ее затылок.

Пей. Пей, пожалуйста, пей...

Она отхлебнула еще и еще. Горечь и сильнейший запах березы.

На миг стало светло и легко. Она повернула голову. Неоконченная картина: парящие в воздухе торсы, голые и задрапированные, угол каменной кладки... И тут же торопливо нахлынула липкая пузырящаяся тьма.

***

1999г

двухтомник издательства ЭКСМО-ПРЕСС 2001г.

Полный авторский вариант романа
"Кесаревна Отрада между славой и смертью"
книга вторая
Формат

RTF -- 373Kb

Text DOS -- 256Kb

Опубликовано: Опубликовано впервые


	Редактор - Сергей Ятмасов ©1999