
	Новости \| Писатели \| Художники \| Студия \| Семинар \| Лицей \| КЛФ \| Гости \| Ссылки \| E@mail

Андрей ЛАЗАРЧУК

МУМИЯ

рассказ

О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.

- Мама! - позвал он. - Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое...

- Галина Карповна, - автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи. - Подожди, а какой такой театр?

Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?

Всегда предупреждали... - нахмурилась мама. - Что же ты вчера-то молчал?

- Забыл, - вздохнул Руська.

- Забыл... ах, ты же...

- Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего...

- Может, и ничего, - мама смотрела куда-то в угол, - а может и чего... и отец ушел...

- Да ладно тебе, - Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство. - Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю...

- Господи, - сказала мама. - Добытчик ты наш...

Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.

- Вот это наденешь, - сказала мама.

- Он колючий, - запротестовал Руська. - И жаркий.

- Потерпишь, - отрезала мама.

- Но ведь в театр же...

- О, господи, - сказала мама предпоследним голосом. - Не будешь забывать вечерами... сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение...

Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться - даже мысленно - и натянул "секретный" свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косицей волос, так что от некоторых чар и от дурного глаза свитер оберегал неплохо.

- А вот это - на шею, - сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку. - Будут отбирать - отдай. И говори, что нашел.

- Что я, совсем маленький, что ли? - обиделся Руська. - Учишь как все равно...

- Большой ты, большой, - сказала мама. - Потому и говорю. С малого какой спрос...

Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.

- Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту, - с полоборота завелась Галя Карповна. - Ты да Хромой, двое вас таких гавриков...

- Не опаздываю же, - резонно возразил Руська.

- Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! - и что-то еще в том же духе.

Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.

- Ксива есть? Ксивы нет. До свидания, - пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.

- С тобой не занято? - спросил Руська.

- Садись, - сказала Машка. - Она все равно не придет.

- Откуда ты знаешь?

- Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?

- Ну?

- В Кремль!

- Как - в Кремль? Вчера же говорили, что в театр...

- Ты и поверил, глупышка?

- В лоб дам, - пообещал Руська.

- Ну и как хочешь, - обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться. - Вон - мест много...

- Подожди. А зачем - в Кремль? Что там делать?

- А то ты не знаешь?

- Чего?

- Чего-чего. Не слышал ни разу, что ли?

- Слышал, - неохотно сказал Руська. - Только все это как-то... как-то не так... Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых... они цветы дарили, рапорт читали...

- Говорят, что всех возят только не велят об этом рассказывать, прошептала Машка и резко отвернулась.

- О чем вы тут шепчетесь? - возникла рядом Галя Карповна. - Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать - скажи громко, при всех.

- Вон Хромой идет, - громко и при всех сказал Руська.

Толик Хромой - это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль - запыхавшись, вскочил в автобус.

- Тебя одного и ждем, - сказала Галя Карповна. - Сорок человек тебя ждут!

- Я опять опоздал? - удивился Толик. - Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.

- Объяснять будешь директору, - сказала Галя Карповна. - Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон... Галя Карповна поджала губки. - Водитель, поехали!

Толик плюхнулся на пустое сиденье - как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водителю - и шмыгнул через проход.

- Во, как и обещал... - начал Толик, но Руська его перебил:

- Знаешь, куда едем?

- Ну... куда? - вздрогнул Толик.

- В Кремль... - от Толикова испуга Руська немного растерялся.

- Как же так... мне же нельзя, я ведь уже был... - зашептал Толик, почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя...

- Так скажи Гале, - предложил Руська.

- Не отпустит... а то еще мамке на работу сообщит - и все... ох, как же это я... осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать...

- Так ты там был? - прошептал Руська?

- Ну да, я же говорю - весной, еще когда в той школе...

- Слушай, а что там?

Толик замолчал, уставился куда-то в бок.

- Так что? Почему все так бояться?

- Сам увидишь... да никто и не боится... а так... я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают... Глав-пушку, Глав-колокол... картины разные, сабли, пистолеты старинные... ну и это...

- К самому?

- Ну... Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а я уже ходил...

- Хорошо. А что он тебе рассказывал?

- Значит так. Когда-то давно сам умер - или как будто бы умер... и те, которые с ним были, соратники - они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, какой он был. Ну и вот... сделали мумию, а потом к ним приходит один маг и говорит: а хотите, я его... ну, мумию, то есть... оживлю? А те без него не знают, что делать, говорят: хотим. Маг и оживил. Потом много всякого было...

- Опять шепчетесь? - налетела Галя Карповна. - Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать - встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь немедленно обратно!

- Так мы договорились? - одними губами спросил Толик.

Руська кивнул.

Их долго не пропускали в Красный Круг - проверяли какие-то бумаги у водителя, что-то еще. Потом в автобус вошла толстая тетка в черной кожаной куртке с железной пентаграммой на рукаве и наганом на поясе.

- Какие красавцы! - сказала она, разглядывая класс. - Наше будущее! Поезжайте, водитель...

Когда автобус пересекал Красный Круг, Руська вдруг озяб. Он покосился на Машку: у Машки дрожали губы. Ни фига себе... Автобус свернул направо, и Руська увидел Кремль - во всей его красе: красные с золотом стены, бронзовые шестиконечные щиты на зубцах, башни с железными пентаграммами на шпилях - и сверкающая в лучах солнца тонкая, как кружево, золотая сеть-оберег, натянутая между башнями...

- Ух ты! - восхитился Руська.

- А вот эту сеть моя бабушка вязала, - сказала Машка. - Не одна, конечно...

Ворота перед автобусом открылись, пропустили его, закрылись.

- Выходите и стройтесь! - скомандовала тетка с наганом. Снаружи остро пахло ладаном: трое в таких же, как у тетки, кожаных куртках обходили автобус кругом, махая кадилами и шепча заклинания. Класс топтался, озираясь.

- Построились, построились! - торопила тетка. - Чему вас только в школе учат?

Наконец, класс выстроился в одну линейку. Галя Карповна бегала за спинами, топая, как шумное приведение.

- У кого есть магические предметы, амулеты, обереги - сдайте! потребовала тетка. - Потом то, что дозволено к ношению, будет вам возвращено.

- У меня - вот... сказала Машка, протягивая кусочек янтаря.

- И у меня, - Гарик Абовян отдал камешек с дыркой.

- И у меня... и у меня... - класс сдавал оружие: маленькие пентаграммки, старинные монеты, кроличьи лапки, крошечных костяных кошек и слоников...

- Не стыдно быть такими суеверными? - укорила тетка. - А еще в школе учитесь... Теперь мы проверим вашу честность. Федор, где ты?

Откуда-то появился одетый в военную форму горбун с чучелом обезьянки на плече. У Руськи упало сердце: теперь все... Прикинься шлангом, велел он себе, бить ведь не будут...

Горбун медленно шел вдоль выстроившегося класса, что-то шепча и прихихикивая. Он дошел до Руськи и вдруг остановился, будто принюхиваясь. Со слабым хрустом, слышным так, как если бы ломался лед на реке, обезьянка приподняла веки и стала выпрямлять скрюченную, прижатую к груди ручку. Тонкий черный палец уставился Руське пониже подбородка. Страх был такой, что Руська перестал чувствовать себя - тело стало чужое и как из ваты. Не описаться бы... Он, может быть, упал бы - но сзади подхватили, обшарили и нашли, конечно, веревочку.

- Эт-то что? - грозно нависла над ним тетка. - Это что, я тебя спрашиваю?

- В-веревочка...

- Веревочка? А какая веревочка?

- Кра... красивая...

- Я тебе покажу - красивая! Шелковая веревочка с семью сионскими узелками! Ты хоть знаешь, что это такое?

- Не... не знаю...

- Учительница! - воззвала тетка, потрясая рукой с веревочкой - она держала ее двумя пальцами, брезгливо, будто это был глист. - Учительница! Почему ваши дети не знают самого элементарного?

И тут Галя Карповна удивила Руську.

- Простите, - сказала она. - В школу поступает список предметов, запрещенных к ношению. Насколько я знаю, этого предмета там нет. Поэтому претензии могут быть предъявлены к наблюдающим инстанциям, но никак не к школе и не к ученикам.

Тетка еще поворчала для порядка и куда-то ушла, унося запрещенный предмет, и никто не догадался, что веревочка эта отвела взгляд обезьянки от Руськиного свитера...

- Где ты взял эту гадость? - ненавидяще глядя куда-то мимо Руськи, прошипела Галя Карповна.

- Нашел... - Руська отходил понемногу от пережитого страха.

- Что ты врешь - нашел...

- Правду говорю... клянусь... Лениным клянусь... - прошептал Руська. Он при этом сложил крестом пальцы левой руки. Это подействовало и гром не поразил Руську.

Их долго-долго водили по Кремлю, показывая все, что там было. Возле Глав-колокола Толик потерялся, но его нашли и вернули. Потом экскурсовод рассказывал много интересного про Глав-пушку. Глав-пушку отлил великий русский мастер Андрей Чохов за много лет до рождения Ильича, но специально для того, чтобы охранять вождя от злоумыслов.

Обычными снарядами Глав-пушка не стреляет, да она и не предназначена для этого. Но вот если кто задумает что-то злое против Ильича, то Глав-пушка тут же испепелит негодяя магическим огнем... Руська подумал было, а как же тогда история с Каплан?.. но спросить не решился.

- А теперь пойдемте - Ильич ждет вас, - сказал экскурсовод с широкой неподвижной улыбкой.

Класс построили попарно и повели к дверям в большом доме. У дверей стояли часовые в высоких шлемах. Они взяли "на караул" и не шевельнулись ни одним мускулом, пока класс проходил мимо них. По ту сторону тяжелых дверей ждали люди в кожаных куртках.

- Пойдемте, дети, - сказала другая тетка, чем-то похожая на предыдущую, хотя и совершенно не такая: худая, с длинным носом. - Не шумите, не галдите, не задавайте вопросов сами. Ильич будет спрашивать отвечайте по одному, я буду показывать, кому отвечать. Ильич будет угощать вас конфетами - больше двух брать нельзя. Не набивайте конфетами рот - это некрасиво. После встречи вас покормят в столовой. Если кто-то хочет в туалет, сходите сейчас, вон туда, - она показала рукой.

Полкласса воспользовалась предложением.

- А можно я спрошу? - раздался чей-то голос. Руська скосил глаза: это был Венька Степанов, на вид - тихий очкарик...

- Спроси, мальчик, - благодушно сказала тетка. Не знала она, кто такой Венька.

- Степанов! - предостерегающе гаркнула Галя Карповна, но было поздно...

- А это правда, что Крупская отравилась?

Тетку будто стукнули палкой по затылку. Она замерла, мгновенно сгорбившись, потом медленно распрямилась, откинула голову назад, как кобра, и всем телом повернулась к Веньке.

- Ну что ты, мальчик, - сказала она медовым голосом. - Надежда Константиновна скончалась от пневмонии, и все очень горевали о ней, и Ильич - больше всех... А почему ты спросил? Тебе кто-то говорил об этом, да? Кто же?

- В трамвае слышал, - сказал Венька. - Два старика поругались, один другому это и сказал.

- Ах, чего только не говорят люди в ссоре! - вздохнула тетка. Никогда не ругайтесь, дети. А вам, учительница, я советую уделить особое внимание этому мальчику. Может быть, имеет смысл показать его хорошему врачу...

Класс поднялся на второй этаж. У двустворчатой двери, обитой синей кожей с вытесненными на ней пяти-, шести- и семиконечными звездами, знаками единорога и чем-то еще, чего Руська никогда раньше не видел, стояли совсем уж странные часовые: рыцари в латах и с обнаженными мечами в руках.

- Строимся, строимся, - суетилась Галя Карповна, носатая тетка и еще какие-то люди. Класс строился, но как-то не так. Наконец, тетка, которая, похоже, всем тут заправляла, дала сигнал:

- Заходим!

Рыцари с лязгом наклонились вперед и взялись за ручки дверей. Невидимый оркестр заиграл марш. Двери распахнулись, и класс стал медленно вдавливаться в комнату.

Там было полутемно, стоял большой письменный стол, книжные шкафы, диван, несколько кресел. За столом сидел человек и что-то писал, макая перо в чернильницу. На входящих он не смотрел. Наконец, все вошли, замерли - и повисла такая тишина, что слышно стало слабое шарканье пера о бумагу.

- Владимир Ильич! - медово заговорила тетка. - Гости к вам, школьники, отличники!

Человек отложил перо и медленно выпрямился. Он очень походил на свои портреты и скульптуры, стоящие и висящие везде, и в то же время чем-то неуловимо отличался от них, и Руське подумалось, что прав был дядя Костя, когда говорил отцу - а Руська нечаянно подслушал, - что фотографируют, рисуют и лепят других людей, специальных артистов, чтобы избежать дурного глаза... Кожа человека за столом странно лоснилась, и смотрел он на класс тоже странно: будто никак не мог понять, что это за люди и что они здесь делают. Тетка с длинным носом встала рядом с ним, повернулась к классу, и Ильич тут же хитро улыбнулся, подмигнул или прищурился - Руська не понял и быстро встал.

- Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические или военные, - сильно картавя, сказал он. На слушателей он смотрел так, будто сам стоял на трибуне, а они - у его ног. - Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма. Нам не нужно зубрежки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания. Тут мы беспощадны, и тут мы не можем вступить ни на какой путь примирения или соглашательства. Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Старая школа была школой учебы, она заставляла усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников. Теперь они видят: Европа так развалилась, империализм дошел до такого положения, что никакая буржуазная демократия не спасет, что только Советская власть может спасти. Трудящиеся тянутся к знанию, потому что оно необходимо им для победы. Главное именно в этом. Мы говорим: наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики - это ложь и лицемерие. То поколение, которому сейчас пятнадцать лет, оно увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество!

Первой захлопала Галя Карповна, за ней - весь класс. Руська бил в ладоши "коробочкой" - то есть пальцами правой руки в расслабленную ладонь левой; звук от этого получался громкий и резкий, как выстрел. За его спиной Толик хлопал "венчиком" - это еще громче, но глуше. На Руську навалилось какое-то не совсем понятное разочарование - все, что происходило сейчас с ним и с остальными, было таким простым, деловитым... и непонятно, почему об этом так не хотят говорить, почему разволновалась мама и чего боится Толик...

Ильич сел, каким-то птичьим движением достал из ящика стола огромную коробку конфет, опять хитро прищурился.

- Желание поговорить с народом у меня всегда есть, - сообщил он. - Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Интересно стало в школе учиться?

- Вот ты, девочка, - показала пальцем на Машку носатая тетка.

- Интересно, Владимир Ильич! - закричала Машка. Мы учимся русскому языку и литературе, математике и географии, физике и химии, рисованию пению и физкультуре! По всем предметам у нашего класса полная успеваемость!..

- И пению учитесь? - прищурился Ильич. - А какие песни поете?

- Революционные, Владимир Ильич! - у Машки от натуги сорвался голос. - И про нашу любимую партию!

- А неужели детских песен никаких не поете? Я вот помню, мы пели... нет, забыл... берите конфеты, берите! Забыл песню...

Все стали подходить и брать конфеты. Руська тоже подошел и взял.

Конфеты были необыкновенно вкусные, он проглотил обе в один миг и вдруг услышал, как за спиной вздохнул - нет, протяжно всхлипнул Толик.

- Сходи, возьми, - сказал Руська. Вкусные - жуть.

- Не, - сказал Толик.

- Ну, хочешь, я схожу? - предложил Руська.

- Нет, - голос у Толика стал совсем слабый. - И ты... ты не ходи...

Тетка с длинным носом взглянула на часы.

- Все, дети, - сказала она. - Время Владимира Ильича очень дорого для страны и для всех нас, попрощаемся с ним, до свидания Владимир Ильич!

- До свидания, до свидания! - заговорили все и повернулись к выходу. - Держи меня... прошептал Толик и повис на Руське. Руська вцепился Толику в ремень, оглянулся - кто поможет? Галя Карповна была далеко. Подоспел Ромка Жариков, вдвоем с Руськой они подхватили Толика под руки и повели к выходу. Ильич - Руська успел заметить - уже сидел, как вначале, и водил пером по бумаге. И вдруг Руське страшно захотелось, чтобы хоть что-то случилось... чтобы Ильич показал классу "козу"... он опять оглянулся и обомлел: Ильич, не отрываясь от письма, поднял левую руку, выставил указательный палец и мизинец - и боднул воздух...

В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, кудахтала Галя Карповна. Посмотрела бы на себя, подумал Руська.

- Передохнули? - спросила тетка с длинным носом. - Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки может попросить официантку.

- Дойдешь? - тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду.

Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади всех вел, придерживая, тот военный в белом халате. Навстречу классу попалась странная парочка: горбун, который проверял на честность, и с ним гибкий тонкий человек в мягком сером костюме, круглолицый и круглоглазый. Проходя мимо, этот человек сказал горбуну: "Покушал любимый. Ты погляди, Федор, от сарделек одни шкурки остались..." - на что горбун зашипел и заозирался.

- Ты видел? - прошептал Толик.

- Кого? - не понял Руська.

- Ты что, не знаешь, кто это?

- Который?

- Ну не горбатый же.

- Нет. А кто он?

- Это же кошачий бог!

Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было.

В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп. Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное, но как оно называется, Руська не знал. Потом принесли компот и мороженое. Мороженое Руська уже еле ковырял, засыпая. Кошачий бог, думал он, надо же...

В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того - завтра на уроки можно не ходить, и еще больше - мама или папа могут завтра не идти на работу, вот талон на отдых, передай им... Руська не помнил, как добрался до кровати. Он спал, ему снился почему-то кошачий бог, как он долго и тщательно вяжет оберег, надевает на шею, оглядывается через плечо, хитро подмигивает и делает Руське "козу". Как он сказал? Сад... сер... седельки? Что такое седельки? Надо будет спросить... Потом приснилась мама, она сидела у стола и плача, втыкала булавку в какую-то бумажку. Мама очень боялась, но все равно втыкала и втыкала. Потом сожгла бумажку на огне. Мама, позвал Руська, но вместо мамы подошел кошачий бог и сказал: гордись, теперь ты настоящий пионер. Почему галстук красный знаешь? Это цвет крови, пролитой... сказал Руська и испугался чего-то. Правильно, сказал кошачий бог, вот смотри: он сжал галстук в кулаке, и закапала кровь. Мама! - опять позвал Руська, открой, открой глаза, сказала мама, скорей открой! Руська открыл. Завешенная газетой, горела лампа, и за столом сидели отец и тетя Люба, Машкина мама.

- Ты пить хочешь? - спросила мама.

- Пить, сказал Руська. - Да, хочу.

- Сейчас... мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.

- Русланчик, - спросила тетя Люба, - как ты себя чувствуешь?

- Ничего... сказал Руська. - Голова только болит... и тошнит везде.

- А Машеньку в больницу забрали, - сказала тетя Люба. - Так ей плохо было, так плохо...

- Он у нас герой, - сказал отец. - Он у нас выносливый...

- Все обойдется, Люба, - сказала мама. - Бывает...

- Да обойдется, конечно... я, что ли, сомневаюсь...

Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла - и вдруг быстро-быстро закапала кровь.

- Это не я! - испуганно сказала тетя Люба.

- Ясно, что не ты, - отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику. - Какая из тебя колдунья...

Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.

- Может, в больницу сходишь? - сказала она. - Укол сделают.

- Да ну, - отмахнулся отец. - Заживет, как на собаке.

- Пойду я, - сказала тетя Люба. - Хорошо с вами...

- Куда ты торопишься, - сказала мама. - Чего тебе там одной делать?

- Спать лягу. Завтра с утра - в больницу, кровь для Машеньки сдавать...

- Слушай, Люба, - сказал отец, - если надо будет - я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.

- Спасибо, Петя. Сказали, пока хватит...

Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.

- Давай поворожу, - сказала мама. - Кровь остановлю, да и заживет скорее.

- Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?.. - Ничего, - сказал Руська. - Просто смотрю.

Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки... Хотелось не то чтобы спать - а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, когда вернется с работы мама, и пошел в больницу. Мама села чистить картошку. Руська лежал и смотрел на нее. Ему почему-то вспомнился кошачий бог, как он вяжет оберег, надевает его, оглядывается через плечо...

- Мама, - сказал Руська. - А знаешь, я там подумал, чтобы он показал "козу" - и он показал...

Мама поняла все сразу.

- Ты никому не говорил? - прошептала она. Губы у нее побелели.

- Н-нет... испугался Руська.

- Никому никогда не говори! - мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи. - Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто... потому что иначе всем конец: тебе конец, нам с отцом, дяде Косте с тетей Валей, их Женечке и Оксане... ты меня понял? Ты понял, да?

- По-онял... - прошептал Руська и вдруг заплакал. - Мама, мама...

- Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье...

Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.

- Вы что, поссорились? - спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.

- Нет, все в порядке, - сказал Руська. - В шашки еще сыграем?

Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.

- Рука сильно болит? - понимающе сказал Руська.

- Разве это боль, - сказал отец странным голосом. - Это не боль...

- Мужчины, ужинать! - позвала мама.

- Иди, - сказал отец, - это тебя...

Руська вернулся в школу через три дня. Машка пролежала неделю в больнице, потом еще неделю дома и, наконец, появилась - бледная и худая. А Толик все не приходил и не приходил, а потом Галя Карповна сказала, что он перевелся обратно в старую свою школу. Адреса его никто не знал, а съездить в ту школу - отвезти марки, ну, и все такое - Руська так и не собрался. Венька стал часто болеть и его забрали из школы.

Этим все и кончилось.

1991, апрель

Из иллюстраций А. Морозова
к книгам Лазарчука

Опубликовано: сборник Священный месяц Ринь