| | | | | ||
| Новости | Писатели | Художники | Студия | Семинар | Лицей | КЛФ | Гости | Ссылки | E@mail |
|
|  | | | | | ||
|
Дмитрий ЗАХАРОВ
“ФАНТАСТИКА, КАК ЛИТЕРАТУРА ВЛИЯЮЩАЯ НА УМЫ, УШЛА НАВСЕГДА”
интервью с А.Лазарчуком
Медик по образованию и писатель по профессии, редактор литературного журнала “День и ночь” и руководитель семинара молодых писателей, Андрей Геннадиевич Лазарчук один из самых известных красноярских авторов. В 1983 году он опубликовал первый рассказ, а в 84 уже получил первую литературную премию, причем, международную. С тех пор Лазарчук успел стать кавалером “Странника” и “Бронзовой улитки”, “Интерпресскона” и “Лунного меча”, “Великого кольца” и “Золотого Остапа”. Энциклопедия фантастики пишет, что он, как писатель-фантаст, разрабатывает социально-философскую проблематику, а также известен произведениями других жанров. На это Андрей Геннадиевич только улыбается. Он не знает, что это за “произведения”. Впрочем, и с тем, что он – писатель-фантаст, тоже не согласен. Говорит, что не склонен к раскладыванию литературы по течениям и направлениям. Создатель “Опоздавшие к лету”, “Всех способных держать оружие”, “Транквилиума”, с 96 года работает в паре с не менее известным красноярским автором Михаилом Успенским. В сентябре должна увидеть свет их новая работа “Гиперборейская чума”. Сотрудничество это Лазарчук считает плодотворным, но и от сольного творчества не отказывается. Железногорск же Андрей Геннадиевич посещает довольно часто и даже в повести “Там вдали за рекой” вывел маленький закрытый город с Комплексом в горе. Во время последнего визита писателя он и был допрошен с возможным беспристрастием.
ОБ ОПТИМИСТИЧЕСКИХ ПРОГНОЗАХ И “ПРАВОМ ДЕЛЕ” – Андрей Геннадиевич, говорят, что вас готовится опубликовать одно из авторитетнейших российских издательств – “Вагриус”. Это так?
– В принципе да. Я заключил с ними договор. Пока правда дело не пошло дальше выплаты аванса. Но должны выйти две книги: сборник повестей и рассказов и “Все способные держать оружие”. Это начало. Первые два тома собрания сочинений.
– Я знаю, что после памятных событий 17 августа издательский рынок сильно лихорадило. Каковы ваши прогнозы на будущее?
– Все образуется. Не в первый же раз… Все идет скачками.
– И куда оно идет?
– Пока, к сожалению, по кругу…
– Наверное, любимый вопрос всех корреспондентов: “Ваше отношение к последним событиям в стране”?
– А что понимается под последними событиями?
– Всевозможные политические альянсы, назначения, перестановки, нездоровье Ельцина, наконец.
– Ну болеет мужик, что тут сделаешь? Не только он один… Да никакого у меня нет отношения ко всем этим событиям. Не эпохально все это.
– А ждет нас что-нибудь эпохальное в ближайшее время?
– Нет. Надеюсь, что нет. А я, пожалуй, всего один раз провалился в прогнозах, и то, наверное, по причине какой-то эйфории начала девяностых годов. Я предполагал, что в 1999-2000 годах начнется серьезный экономический подъем. Ну, думаю, на пару лет промахнулся.
– Все равно считаете, что экономический подъем не за горами?
– Это неизбежно. Как смена времен года.
– Хорошо. Политикой вы не увлекаетесь, но за ней все же следите. Говорят, что еще до объединения правых партий, вы в шутку предлагали название коалиции – “Правое дело”. А потом совпало, что и чубайсовское объединение выбрало именно его.
– Нет никакого совпадения. Мой вариант названия действительно передали Чубайсу. Без шуток.
О “КЕСАРЕВНЕ ОТРАДЕ” – Андрей Геннадиевич, не так давно вышел ваш роман “Кесаревна Отрада”. Чуть позже выяснилось, что это только первая часть. Второй части читатель не дождался до сих пор. В чем тут дело?
– Дело в том, что был запланирован двухтомник, но из-за всех денежных переживаний он задержался. Очень жаль, что первый том был издан без каких-либо указаний на то, что он именно первый. Это вызвало множество нареканий; ругают, естественно, меня, а не издательство. Видимо, теперь в одном “кирпичике” выйдут сразу обе части.
– А вы, Андрей Геннадиевич, как оцениваете свою работу? Вы как-то называли три своих самых значимых работы. На первом месте “Транквилиум”, на втором – “Посмотри в глаза чудовищ” и “Опоздавшие к лету” - на третьем.
– Это не то, что наиболее значимо, а просто вещи, которые я поставил в ряд самых удачных работ.
– А удачные – не означает, значимые?
– Конечно, совсем необязательно. Иногда гордишься каким-нибудь пустячком.
– Чем же гордится Андрей Лазарчук?
– Да так, какие-то отдельные фразы, отдельные страницы, даже пара глав в “Солдатах Вавилона”. – Смеется. – До сих пор от них торчу. И непонятно как оно написалось… А так, чтобы чем-то целым…наверное, нет.
– И все же, на ваш взгляд, “Кесаревна” – удачная работа?
– Нет, она в эту тройку все равно не войдет. Несмотря на то, что вещь огромна, в ней очень много несказанного. Туда просится очень многое… Но я не зарекаюсь, может быть, еще поработаю над этим. Даже в пику издателям, которые попросили сокращения.
– Многие ваши поклонники, спрашивают, почему после того, как вы, в общем-то, неким образом открестились от фантастики, решили работать в жанре фэнтэзи?
– Ну тут несколько соображений. Во-первых, мне почему-то захотелось это сделать – бывает такое. Во-вторых, “Кесаревна” – не совсем фэнтэзи. В большей степени это все же типичный лазарчуковский роман, но с немножко необычными декорациями.
– А сами бы вы к какому жанру отнесли “Кесаревну”? Или не стали бы этого делать вообще?
– Я ничего не отношу ни к каким жанрам. У меня нет привычки к классификации. В хороших интересных произведениях всегда удается найти признаки различных жанров. Я уже пытался японцам объяснить, что мое произведение – это смесь героической фэнтэзи, криминального романа и космологического эссе.
– Значит и в Японии есть ваши поклонники, читавшие произведения Андрея Лазарчука?
– Боюсь, последние произведения они еще не читали. Переведены некоторые рассказы и “Все способные держать оружие”…
– Мне приходилось сталкиваться с таким мнением, что в “Кесаревне” много моментов, совпадающих, к примеру, с “Хрониками Амбера” Желязны. Есть такое, Андрей Геннадиевич?
– Есть. Это не было сделано сознательно, я понял, что сходство есть, только когда все уже сложилось.
– Случайность?
– Может случайность, может одинаковый ход мысли, хотя сказать, что я когда-то фанател от “Хроник Амбера”, ну никак нельзя… Скорее, внешнее сходство. Столько написано всего, всегда можно найти сходство с чем-то. Был вообще скандальный случай, правда, в обратном порядке. Совершенно полное текстуальное совпадение с моей “Монеткой”, которая уже сто лет назад вышла. “Химия и жизнь” опубликовала американский рассказ – один к одному. Другие имена, но все остальное то же. “Карен на краю вечности”, по-моему. |
|
| | | | | | ||
О РАБОТЕ, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И БОГЕ – Какое произведение писалось легче, быстрее всего? – Легче? Хм… Нет, ну когда молодой был, то писал очень легко. Тогда все писалось для себя, по вдохновению. Накопилось, быстренько сел и быстренько написал. А вот когда превратилось в работу, то стало монотонным занятием, не добавляющим эмоций. – И какая же работа была продуктивней, по вдохновению или работа-работа? – Работа-работа. – Почему? Ведь расхожее мнение гласит, что написанное по вдохновению – от Бога. – Это очень ленивое рассуждение ленивого человека. А повседневная работа требует контроля над подсознанием и сохранения притом внешнего спокойствия. Дается сложнее, но когда концентрацией овладеваешь, все получается гораздо лучше. Так что самая идеальная работа – ежедневная и монотонная, с минимумом внешних раздражителей. – На вас каким-либо образом влияет институт литературной критики? – Для меня критика – штука вторичная. Я не знаю, зачем она нужна, равно как литературоведы... или лягушки, например. – Но они нужны? – Не знаю, не знаю. Раз они в природе существуют, значит, для чего-то нужны. А вот как они входят в экологическую цепочку я не очень хорошо понимаю. Но даже лягушка более конкретна, чем литературный критик. – Как говаривал Сергей Доренко в ответ на заявления Макашова: “Раз Бог в неизъяснимой мудрости своей создал красных, значит это зачем-нибудь нужно”. – Ну если на Бога все валить… Может быть его самого для того создали, чтобы оправдывать свои грехи. – Я вижу у вас особенный взгляд на само понятие Бога. Кстати, а он для вас существует? – Скажем так: любое явление, в которое верит большое количество людей, действительно существует. Вне зависимости от того, существует ли оно в отрыве от них. – И оно способно совершать некие действия? – Разумеется. – Андрей Геннадиевич, вот вы говорите, что Бог существует, когда в него верит достаточное количество людей. Я понял, себя вы к ним не относите. Ну а для тех, кто не разделяет веру остального населения, он все равно является реальной силой? – Конечно. Здесь осознанная вера или неверие мало на что влияет. Тем более, что часто неверие – обратная сторона той же самой веры. Пример – истовый атеизм. Еще в школе помню на стихотворении “Смерть пионерки” меня что-то как стукнуло: истово верующей была девочка. А у матери – суеверия, маленькая вера на всякий случай: не помешает же тебе на шее крестик. – И какая позиция более близка вам? Вера пламенная или маленькая и спокойная? – Трудно сказать. Это ведь не от сознания зависит, а от чего-то более глубокого. Я не знаю, как может повести себя человек на пороге смерти. Вот тогда – проверка, он более или менее узнает, кто он такой.
О ФАНТАСТИКЕ, ФАНТАСТАХ И ДОБРЫХ ГЕРОЯХ – В своей монографии “Перекресток утопий” исследователь фантастической литературы Всеволод Ревич пишет, что на смену эпохе братьев Стругацких так ничего и не пришло.
– Не пришло. Я не скажу, что нет авторов, сравнимых со Стругацкими по технике, но нет авторов, равных им по влиянию на читателя. Да и читатель стал другим. Стругацкие были очень сильно сплющены, искажены, деформированы. Не столько даже их готовые вещи, сколько сам способ мышления, способ создания. Ведь постоянно шла борьба с цензором, вообще с той реальностью. А реальность была диковатая, хотя и давала тот уровень сопротивления, который позволял накачивать мышцы. Сейчас сопротивление немножко другого рода: мягкое, кисельное, ватное. Через него надо долго муторно пробираться – скорее устаешь, чем накачиваешься. Вот и получается, что авторы с потенциалом, не меньшим, чем у Стругацких, пишут в десятую часть их силы. – А что должно случиться, чтобы пришел новый писатель, новый читатель? – Ничего. Я думаю, что фантастика, как литература влияющая на умы, ушла совсем… или надолго. Она стала перерождаться в развлекательную литературу. Раньше ведь были великие фантасты, преображавшие мир своими произведениями – Уэллс, Оруэлл, – они буквально взрывали все вокруг. – Оруэлл – фантаст? – Конечно. Просто у критиков-литературоведов есть тенденция: все хорошее из фантастики затаскивать в большую литературу. – У Ревича есть своеобразный литературный водораздел – по одну сторону “чернуха”, по другую - все остальное. Вас он отнес именно к “чернухе”… Лазарчук удивленно: – А я всегда считал, что у меня очень оптимистические произведения. – Критерием разграничения он сделал доброго героя. Он разбирает вашу повесть “Там вдали за рекой”. И главный упрек – негуманность спасательных служб, которые долго размышляют об оплате за вызов, прежде чем придти на помощь. Ревич считает, что это – относительная гуманность. А если бы им не заплатили, – спрашивает он, – они бы что, не полетели? – Не полетели бы. Видимо он просто не встречался с реально существующими спасателями. – А вы согласны, что в произведении обязательно должен быть добрый герой? – Не согласен. Это не признак хорошей литературы… Ревич, конечно, умный мужик, но литературовед.
О “ГИПЕРБОРЕЙСКОЙ ЧУМЕ” И ТВОРЧЕСКИХ ПЛАНАХ – Сразу после вашей первой совместной работы с Михаилом Успенским – романа “Посмотри в глаза чудовищ” – последовало огромное количество отзывов, как простых читателей, так и коллег по цеху, надо признать, благожелательных было значительно больше. Вы сели писать продолжение, которое сначала называлось “Пролетарская машина времени”, а потом сменило имя на “Гиперборейскую чуму”. Что вы скажете об этой вещи? – Всегда трудно писать продолжение. Хотя оно и не прямое: есть в этих двух книгах общие герои, но Гумилева уже нет. – А кто-нибудь другой из известных личностей? – Нет. Нельзя повторять такие вещи. Некрасиво просто. Да и книга теперь немножко о другом. Пусть даже используется тот же мир, а одно из основных действующих лиц – уже известный читателю великолепный ГРУ-шник Коломиец. Во время работы мне казалось, что мы слишком подробно все продумали, мало импровизации. А работа – это одна сплошная импровизация. В идеале нужно абсолютно не знать, как закончишь свою вещь. Как бы на спор задается название и ты под него обязательно должен что-нибудь написать. А если добавить ограничение по времени, то это и получатся – идеальные условия творчества. Хотя я знаю и людей, которым нужно продумать все от начала до конца и только потом приступить к работе. – А у вас с Успенским как? – Успенский именно из таких людей. – И что же у вас получается? – Получается что-то среднее. Оба недовольны, конечно, но так и должно быть. Дуэт противоположностей. – И напоследок вопрос о творческих планах. Увидим ли мы еще рассказы и небольшие повести Андрея Лазарчука? Продолжится ли ваша совместная работа с Михаилом Успенским? – Недавно написан рассказ “Сентиментальное путешествие на двухместной машине времени”, а еще есть повесть “Семен по прозвищу Петр”, которая мне пока не очень нравится... в общем, пусть еще полежит. С Успенским же на пару собираемся написать средних размеров произведение “Сага о Когане-варваре”. А потом приступлю к давно задуманному “готическому боевику” под названием “Штурмфогель”…
Дмитрий Захаров
Опубликовано в газете “Город и горожане”, здесь – полный авторский вариант.
|
 |  |  |  |  | | ||
Редактор - Сергей Ятмасов ©1999 | |||||||
| |||||||
| |||||||