Новости | Писатели | Художники | Студия | Семинар | Лицей | КЛФ | Гости | Ссылки | E@mail
 

 

 

 

 

 

 

 

 

Дмитрий ЗАХАРОВ

 

“ГОРДЫНЯ – ДВИГАТЕЛЬ ПРОГРЕССА”

 

интервью с А.Лазарчуком

 

Второго мая с очень кратким, но дружественным визитом наш город посетил крупнейший российский писатель-фантаст, лауреат премий “Бронзовая улитка”, “Странник”, “Лунный меч”, премий Еврокона и многих других, Андрей Лазарчук. Его принимали Александр Морозов – художник и соратник по борьбе, а также ваш корреспондент – читатель и почитатель.

Он – автор, сочетающий в своих произведениях динамичный сюжет с глубоким философским подтекстом. Живёт и работает в Красноярске. Его перу принадлежат романы: “Опоздавшие к лету”, “ Посмотри в глаза чудовищ”, “Все способные держать оружие”, “Транквилиум”, – немалое количество повестей, среди которых есть и “Там, вдали за рекой”, рассказывающая о печальной судьбе города Петровск-69 и Комплекса в горе (!).

По собственному признанию, писать начал ещё в первом классе школы. В восемьдесят третьем году один из его рассказов опубликовал “Красноярский комсомолец”, а потом в альманахе “Енисей”, работавшем с молодыми авторами, ему объяснили, что всё, что он делает, никакого отношения к литературе не имеет. Лазарчук не поверил, и выиграл гран-при международного конкурса короткого фантастического рассказа. “Это, – говорит он, – придало наглости, то есть для меня местных авторитетов не осталось, и чтобы они ни говорили и ни писали, – меня это волновало в малой степени”. В девяностом году вышла его первая книга, и с тех пор поклонники фантастики с затаённым дыханием ждут новых произведений раздумчивого красноярского писателя. За эти годы Лазарчук успел поучаствовать в проекте “Время учеников”, продолжив, с согласия Бориса Стругацкого, жизнь мирам братьев, а также получить несколько самых престижных в отечественной фантастике премий (которые благополучно сдал в музей). Сам же себя фантастом не считает и называет направление, в котором работает, турбореализмом.

 

– Андрей Геннадьевич, а как бы вы объяснили, что такое турбореализм?

 

– Началось всё это лет десять-двенадцать назад, когда несколько человек, включая меня, стали пытаться разобраться, что, собственно, мы пишем. Формально – фантастику, а сами её так не воспринимаем. И для того, чтобы себя как-то обозначить, использовали этот термин, придуманный Владимиром Покровским. Турбореализм – это взгляд на современность – под другим углом зрения. Реализм относится ко всему окружающему как к некоему факту, фантастика подчёркнуто что-то измышляет и с этим вымыслом оперирует. А авторы, работающие осознанно или неосознанно в направлении турбореализма, относятся к окружающему миру как к вымыслу.

 

– Кто ещё из писателей относит себя к этому направлению?

 

– Осознанно – А. Столяров, Э. Геворкян и всё. Неосознанно – большая плеяда людей, начиная, наверное, составителями мифов, поскольку любой миф относится к нашему определению (турбореализма) – трактует как истину то, что происходит в воображаемом мире. Так что, видимо, это достаточно старое литературное направление. И когда-то оно доминировало.

 

– Сколько же ему по вашим оценкам лет?

 

– Скорее всего, не меньше, чем основному направлению литературы, и уж во всяком случае, больше, чем традиционному реализму, который может себя числить где-то с шестнадцатого, восемнадцатого веков, но никак не раньше.

 

– Кто составляет аудиторию Лазарчука?

 

– Это я сам хотел бы знать. Ну, во всяком случае, это не типичная аудитория читателей фантастики, которые, по классификации “Книжного обозрения”, молодые необразованные мужчины. Моя аудитория – это, видимо, взрослые образованные люди, независимо от пола.

 

– Андрей Геннадьевич, а каковы ваши литературные пристрастия? С какими книгами произведения Лазарчука чувствовали бы себя уютно на одной полке?

 

– Ого! Вот это так сразу? Дело в том, что мои пристрастия как читателя сильно отличаются от моих пристрастий как автора. Я не совсем тот писатель, которого я хотел бы читать. Я люблю вещи не громкие, но те, которые с первого раза не прочитываются. На выбор моей первой профессии (хирурга) очень повлиял Юрий Герман. А вообще люблю Хемингуэя, Ремарка, Чехова, Юрия Давыдова, Морриса Семашко, Виктора Конецкого, Булата Окуджаву как прозаика. Но рассчитывать на то, что я поставлю что-то на полочку рядом с ними, я просто не смею. Любить Достоевского сложно, я его читаю каждый раз с ужасом, но это затягивает.

 

– А каковы ваши отношения с коллегами по цеху?

 

– Я думаю, очень хорошие. Есть несколько лиц, к которым я равнодушен – это максимум отрицания, которое я могу во что-то вложить.

 

– Тогда о другой пишущей братии – об “акулах пера”. Не было ли у вас каких либо неприятных инцидентов с журналистами?

 

– Да нет. Мне так все хорошие люди попадаются. Полных подлецов не встречал. Просто некоторые люди считают, что могут писать обо всем. Иногда это раздражает, – я не понимаю, чего они хотят, да, скорее всего, они сами этого не понимают.

 

– А любимое СМИ у вас есть? Телеканал, журнал, которому симпатизируете?

 

– Таких, чтоб прямо фанател, нет. Телевидение – и местное (государственное, “Афонтово”) и центральное – смотрю с одинаковым равнодушием. Усваиваю, но не оцениваю.

 

 
 

– Газеты читаете?

 

– Газеты читаю, сколько оторву, столько и читаю (смеется). На самом деле не читаю давно, кроме, может быть, “Известий”. У меня есть нелюбимые газеты… не буду их называть, а вот любимых нет.

 

– Из той прессы, которой вы все-таки уделяете внимание, отслеживаете ли политические события? Или вы интересуетесь играми сильных мира сего исключительно при необходимости?

 

– Нет (вздыхает). Я, наверное, интересуюсь политикой и вне необходимости, но интересуюсь, как-то абстрактно. В этом деле (политике) есть очень много сюжетов – вот именно сюжетообразующая структура меня и интересует. Также как в литературе – жизнь, в основном, состоит из сюжетов.

 

– Я неспроста спросил про политику. В вашем романе “Все способные держать оружие” существует независимое сибирское государство. В свете последних губернаторских выборов, когда тема регионального сепаратизма обсуждалась и обсуждается, как вы относитесь к воплощению подобного сюжета в жизнь?

 

– Крайне отрицательно. В книге ведь всё образовалось вынуждено. Как можно относиться к жуткому рубцу на брюхе, оставшемуся после операции? Понятно, что операцию нужно было проводить, но рубец всё равно жуткий. Я противник всяких сепаратистских штучек. И даже, наоборот, у меня, возможно, имперские настроения.

 

– Насколько все-таки имперские? А то вот наш земляк Бушков, к примеру, признался, что он фашизму симпатизирует.

 

– Это его проблемы. Он всегда симпатизировал чему-то подобному – то коммунизму, то фашизму. С этим всё спокойно. Что же касается меня, то во “Всех способных держать оружие” есть фраза: “я симпатизирую империи и монархии чисто по эстетическим соображениям”. Исходя из того, что политика – искусство возможного, здесь может прозвучать два ответа: то чему я симпатизировал бы в нынешних условиях, и то, что в неких возвысях. Если из того, что сейчас, то, наверное, парламентская демократия западного типа с сильной исполнительной (президентской или конституционно-монархической) властью. Если построение идеального общества – на пустом месте, на свободном материке, на другой планете, то я мог бы порассуждать здесь больше или отослать за консультацией к старику Хайнлайну, с которым по вопросам строительства очень-очень схожусь.

 

– Хорошо. Но вернёмся к нашей литературе. Однажды братья Стругацкие опубликовали список из девяти своих самых, по их мнению, удачных произведений. Если бы подобный список составляли вы, то что бы в него вошло?

 

– “Транквилиум”, “Посмотри в глаза чудовищу”, “Опоздавшие к лету”, наверное, в этой последовательности. И на этом список можно закрыть.

 

– Давайте обратимся ко второму роману вашего списка. Книга “Посмотри в глаза чудовищ” была написана в соавторстве с ещё одним известным красноярским фантастом Михаилом Успенским. Показалось ли вам удачным это сотрудничество, и планируете ли вы работать с ним дальше?

 

– Мы написали с ним совместный рассказ и у нас уже есть глубокая проработка нового романа под названием “Пролетарская машина времени – Красный Янус”. Это будет тематическое продолжение “Чудовищ”. И, видимо, дальше тоже будем сотрудничать, потому что образовавшийся новый автор, а мне кажется, что это действительно новый автор, не похожий ни на кого из исходных – весьма раздумчив и, возможно, весьма плодовит.

 

– Значит, нас ждёт новый дуэт фантастов, новые Стругацкие?

 

– Нет. Новые Стругацкие – это невозможно, да и никому не нужно. А дуэтов в фантастике много – какая-то особенность жанра.

 

– Но это будет долговечный дуэт?

 

– Если ничего плохого не случится, то почему бы нет? Работать вдвоём нам понравилось.

 

– А почему главным персонажем “Посмотри в глаза чудовищ” стал Николай Гумилёв, а например, ни Блок или Маяковский?

 

– Можно я подумаю? Дело в том, что вся эта вещь родилась спонтанно, где-то за два часа разговора – очень напряжённого, на уровне медитации. Причём, всему этому предшествовали какие-то необычайные явления: мы поднялись в гору, сели под одиноким деревом, начали разговор, нас накрыло дождём, мы спрятались от него и, чтобы скоротать время, стали сочинять роман. И получилось очень интересно: мы, кажется, придумывали что-то, а потом уже, после того, как сочинили текст, находили этому подтверждение уже стороннее – загадка катынского расстрела, история самоубийства Маяковского (был убит на дуэли)… То есть это был какой-то момент прозрения.

 

– А как вы относитесь к критике Андрея Столярова, который сказал, что можно было бы писать роман, можно было не писать, и незачем было тревожить прах Гумилёва?

 

– Я отношусь ко всему сказанному спокойно. Андрей Михайлович может критиковать, не критиковать – это его личные проблемы. В конце концов, его вкусы как читателя меня колышат очень мало.

 

– Продолжая разговор о вашем творчестве, нельзя не вспомнить повесть “Мост Ватерлоо”. Там присутствует спор главных персонажей – Петера и Шанура. Один из них – рационалист, другой – идеалист, а чья позиция наиболее близка вам, Андрей Геннадьевич?

 

– Да обе они мне близки. Оба персонажа мои, оба – почти я. На самом деле, я сам с собой каждый раз веду такие споры.

 

– Как истинный железногорец, не могу не задать вам вопрос по другой вашей повести “Там, вдали за рекой”. В ней фигурирует город Петровск-69 (слепок с нашего) с Комплексом в горе. Судьба городка и его жителей трагична, а что вы думаете о перспективах Красноярска-26 в действительности?

 

– Ну, в моей повести-то происходят определённые внешние катаклизмы. Если никаких неприятностей не случится, я думаю, города закрытого типа, которые не сосредоточены вокруг одного производства, вполне способны выжить. И даже получить дополнительный толчок. А вот те, что завязаны с сольным предприятием, ставшим ненужным, это страшная ситуация. И тогда людей надо либо расселять, либо ещё что-то делать… у вас ситуация хоть и тяжёлая, но какая-то перспектива есть. Я верю, вы выкарабкаетесь из нее.

 

– Верите… Андрей Геннадьевич, а вы вообще человек верующий, и если да, то во что?

 

– Это очень сложный вопрос. Я верующий скептик по отношению ко всему и, наверное, этот принцип – святое, хотя я и его подвергаю сомнению. Мне никогда не удаётся получить железных доказательств существования чего-либо, а без них верить трудновато.

 

– Не верите на слово?

 

– Ни на слово, ни на жест, ни на ощупь.

 

– Ваш персонаж Николай Гумилёв говорит, что дьявола не существует, и всё зло в этом мире проистекает от людей. Вы согласны с Николаем Степановичем?

 

– Наверное, да. Дьявол, Бог – это слишком человеческое – я не знаю, могут ли они существовать вне людей. Я действительно не могу себя заставить поверить. У меня нет позыва верить. “Верить – значит принимать нечто за истину без доказательств” (“Мост Ватерлоо”). С другой стороны, я понимаю, что на сегодняшний день религиозная этика – вершина человеческих чувств. В этическом смысле я вполне могу считать себя христианином, но в церковь не хожу – считаю, что это род суеверия. Мне не нужен посредник в общении (с Богом). Может быть, это гордыня, но в силу этого человек достиг того, чем является сейчас. Гордыня – двигатель прогресса.

 

– И как же гордыня создавала Андрея Лазарчука? С чего всё началось?

 

– Всё началось с санатория под городом Сочи – семилетний ребёнок без родителей на полгода, обстановка совершеннейшей тоски, скуки, весьма недружелюбный детский коллектив, и при этом все рассказывали истории. И тогда тихо сидя в уголке, я что-то написал в тетрадке, даже не помню о чём. А потом я очень зажался с этим, стеснялся писать, не думал, что когда-то у меня будет что-то получаться. Потом, уже учась в Красноярском медицинском, стал заниматься в театре миниатюр, писать сценки, стихотворные пародии, дальше – больше. И, наверное, в какой-то момент преодолел страх перед чистым листом. А когда я получил гран-при международного конкурса короткого фантастического рассказа, я понял, что среди таких же, как я, оказываюсь в лидерах. А мне всегда хотелось быть на первых ролях, но никогда не получалось. Дальше был уже вопрос времени.

 

– И на каком же этапе возник писатель Андрей Лазарчук?

 

– А его ещё нет как такового. Он в процессе создания. В процессе творчества всегда есть два пути: сделать то, что у тебя получается лучше всего или попробовать себя в чём-то новом. Вот меня всегда тянет на второе. Может быть, поэтому и нет у меня сверхпопулярных вещей. Предлагают: “Сделайте ещё альтернативный боевичёк в духе “Всех способных держать оружие”, – а мне это уже не интересно. Наверное, это когда-нибудь прекратится, я пойму, что накопил достаточно опыта, чтобы не соваться на бездорожье. Вот тогда появится писатель Андрей Лазарчук.

 

– Очень интересно. Но, по-моему, нынешнему этапу вашего творчества можно только позавидовать. Вы – лауреат многих престижных литературных премий. А какая из них наиболее дорога?

 

– Хм… “Великое кольцо”, – самодеятельная премия клубов (любителей фантастики). На самом деле, я к премиям равнодушен. Для меня важно не то, что я не получаю какую-то премию, а когда её рядом дают тому, чего не должно быть вообще.

 

– А так часто происходит?

 

– Один раз было.

 

– Андрей Геннадьевич, а теперь представьте себе такую ситуацию: приходит к вам молодой автор и просит прочитать его работу. Вы бы стали с ним возиться?

 

– Обязательно. Это святое. Поскольку со мной никто не возился – меня всегда били – я считаю, что должен делать прямо противоположное.

 

– А такие примеры есть?

 

– Есть. В последнем номере журнала “День и ночь”, который создан для молодых авторов и который редактируется Романом Солнцевым, повесть Алексея Барона “Те, кто старше нас” – как раз тот случай.

 

– Среди тех, кто приходит с произведениями на руках, большой процент имеющих задатки писателя?

 

– Вначале это никогда не ясно. Я считаю, что очень многие люди действительно талантливы, но есть какие-то внутренние запреты. Есть люди, которые неспособны переводить с внутреннего языка на письменный и при всей их талантливости к сочинительству писателя из них не получится. Есть те, кто не может остановиться, переделывая свою вещь, причём, вещь от этого лучше не становится – надо уметь остановиться вовремя. Нужен кураж, надо понимать, что никто тебе не советчик, ты сам прекрасно всё знаешь. Если ломаться после каждой неудачи – лучше не браться за это дело. И, конечно, элемент везения должен быть. Масса перспективных писателей сходила с дистанции, просто потому, что им банально не везло: закрывались издательства, рукописи терялись, сгорали…

 

– Но ведь рукописи не горят.

 

– Горят-горят. А вообще работа писателя лёгкая и приятная, но это очень рискованная стезя – до цели доходят не все. Штука это очень рискованная…, но интересная.

 

– Ходили слухи, что вы собираетесь уезжать в Петербург насовсем. Будет ли отныне красноярским молодым дарованиям куда обратиться?

 

– Все узнают о моем отъезде раньше меня. Народное творчество, не больше.

 

– И напоследок. Чего ждать от Андрея Лазарчука его поклонникам в ближайшее (и не очень) время?

 

– Я на днях заканчиваю новый большой роман “Царевна Несмеяна” уже анонсированный в издательстве “Азбука”. Потом собираюсь немножко отдохнуть, а осенью вместе с Успенским сяду за “Пролетарскую машину времени”…

 

P.S.: Когда верстался номер, нам стало известно, что роман Андрея Лазарчука и Михаила Успенского “Посмотри в глаза чудовищ” получил премию Интерпресскона, как лучший фантастический роман года.

 

 

Дмитрий Захаров
28 апреля 1998 г.

 

 

Опубликовано в “Сегодняшней газете Красноярск-26”

 

 

  

Редактор - Сергей Ятмасов ©1999