| Дмитрий ЗАХАРОВ ОЛОВЯННЫЙ СОК первая часть романа
Дальше нас быть не может…
Вечность смывает грим.
Тихо. И не тревожит
Вид из окна на Рим.
Белая мгла. Провалы
В постновогодний снег,
Игры и карнавалы,
Вечер открытых век.
Век, проходящий мимо
Этих застывших лет,
Что-то несет от Рима,
Что-то с других планет,
Что-то от нас куда-то…
Замысел изменен
В вид из окна. Утрата
Будущих невремен.
Дальше нас быть не может.
Мы остаемся здесь
Выполнить жизнь и тоже
Выдумать то, что есть.
Наталья Попутина
Она взяла его на руки, потому что они были одно.
Б. Гребенщиков
1 ЗА МНОЙ И ТОБОЙ Сент сидел и думал о том, что правильнее всего рисовать их оранжевыми. На боках - белые симметричные полосы, глаза слегка раскосые с длинными стального отлива ресницами. И, может быть, крылья…
Зашуршал целлофан.
Надо повернуть голову и узнать, что это такое. Хотя, скорее всего, газета. Упала на разложенные рядом с дверью книги… В пакете...
Он тряхнул головой, чтобы потерять образ, закрыл-открыл глаза. Темно-то уже как!
- Время суток определяется по звездам, - сказал Сент смотревшему в окно Умке, - или по мху на деревьях.
Действительно газета. Запаяна в матовый черный полиэтилен и не хочет открываться.
Сент сходил на кухню за ножницами, аккуратно срезал правый верхний край и достал бумажную трубку.
- Ну как, - спросил он Умку, - не начинается еще?
Умка молчал.
Сент развернул газету, полистал пустые страницы, и снова засунул ее в пакет.
Вот уже четвертый день присылают чистые желтоватые листы, без нумерации полос, без слов и только с местами для фотографий.
О чем это может говорить, Сент не знал. Газеты переходят в кодовый режим при введении чрезвычайного положения - а его никто не вводил, или при опасности утечки информации за Рубеж. Только шпионы не дожили до этого дня…
- Наши шпионы оказались не такими уж и нашими, - сказал Сент, глядя в тот угол, где обычно прятался Филн.
- Это спорный вопрос, - отозвался филин, - может быть, наоборот, они еще тщательнее законспирировались… и теперь ведут партизанскую работу в тылу противника.
- А кто сегодня наш противник?
- Про нашего я и вчера ничего не знал. Но они беспринципны, развращены и на переговоры не пойдут. Это точно.
Сент сел в крутящееся кресло и закрыл глаза.
- Значит, в нашем тылу кто-то тоже должен вести подрывную работу. Ты, Филн, случаем не знаешь, кто?
Можно было ждать, что филин ответит в своей обычной манере, мол, не обладаю достаточной информацией для анализа. Но тот, напротив, отреагировал со всей возможной серьезностью. Он поводил глазами по комнате, кашлянул, и что-то буркнул себе под нос. Потом опять кашлянул и исчез из поля зрения.
- По всей вероятности, - заявил Филн уже из угла, - на роль шпиона наиболее подходит Сэнди - мне она внушает максимальное доверие, и именно поэтому я ей не доверяю.
Умка фыркнул.
- Существенный довод, - сказал он, - я бы всех, кто вызывает хоть какое-то доверие, уничтожал. И вообще: противников гуманизма - на виселицу!
- Зря веселишься, - заметил Сент, - очень жизнеспособная доктрина…
Возведенная в ранг шпиона Сэнди внимания к разговору не проявляла. Усевшись по-турецки перед экраном, она во все свои огромные голубые глаза разглядывала телевизорных героев. Те бродили по мутным музыкальным клипам без звука. Обреченно курили. Смотрели на мир сквозь бокалы с мартини. А еще где-то на периферии танцевали стройные не очень одетые девушки. Но героев это нисколько не волновало.
- Сэнди, ты бы не могла включить радио, - попросил Сент, - а то у нас даже тишина какая-то игрушечная получается.
Си проводила взглядом уезжающую вдаль по шоссе машину. Сказала: "Сейчас", и, поднявшись, потопала к старой коробке со значком "Вега". Вообще-то это было радио сентовых родителей, но пояснить, как оно оказалось здесь, представлялось в настоящее время затруднительным.
На передней панели из темного полированного дерева кто-то нарисовал фломастером котенка. Маленький зверек с острыми ушками растопыривал передние лапки и задирал вверх пушистый хвост.
Си покрутила ручку настройки частоты, сделала погромче и провела рукой по рисунку - от котенка пальцам становилось тепло…
На обратном пути она взяла с тумбочки розовое зеркальце. Почему это оно валяется где попало, вместо того, чтобы лежать в сумочке? Сэнди долго рассматривала зеркало, потом - не менее долго - себя в нем. Наконец, тряхнув белоснежной кудрявой гривой, вернулась к экрану.
- Я очень дико выгляжу? - спросила она сурово.
Умка посмотрел в ее сторону.
- Страшнее атомной войны. Видела когда-нибудь? Нет? Вот видишь, тебе и не страшно.
- Если оставлять за собой право быть посторонним… - начал было Филн.
- Вот-вот, - оборвал его Сент, - ты больше их слушай. И спрашивай больше. Еще не то узнаешь.
Сэнди некоторое время раздумывала, стоит ли обижаться - решила, что пока еще рано.
- Я радио с тобой послушаю, - сказала она.
- Конечно, - кивнул Сент.
Сегодня передавали его любимые песни.
Грустные. Странные. Иногда агрессивные, а иногда - скомканные из усталости.
I sit here locked inside my head
Remembering everything you've said
This silence gets us nowhere
Gets us nowhere way too fast1
- О чем он поет? - спросила Си.
- Наверное, о том, что вокруг осталось одно молчание. И деться от него уже некуда…
- А еще?
- Еще обо всем остальном.
Из вежливости Си еще какое-то время ерзала на ковре рядом с креслом Сента, но потом решительно вскочила.
- Грустно очень, - со вздохом заявила она, - я так не умею. Можно, я лучше фотки посмотрю?
Сент улыбнулся.
- Альбомы в шкафу. На второй полке снизу.
Си тут же полезла в шкаф. Чихая от пыли, она выволокла на середину комнаты два огромных - в полтора ее роста - альбома. Один вне всяких сомнений очень старый, в синей бархатной обложке, второй - поновее, с прозрачными кармашками для фотографий - вместо ажурных уголков.
Сент смотрел, как Сэнди листает страницы, умиляясь и ахая над его детскими портретами. Самому себе тот маленький, ослепительно белобрысый пацан с выгоревшими бровями казался инопланетянином. Особенно в перевернутом виде.
- В детстве ты больше загорал, - услышал он голос Си, - а сейчас бледный такой…
- К стандарту среднего аристократа приближается, - сказал Умка.
Детские фотографии кончились, и возник новый тип героя. Мальчик в гимназистской фуражке, в сером костюмчике с блестящими пуговицами. Серьезный. Сосредоточенный. Неулыбчивый.
- Ушел в себя и не вернулся, - прокомментировал Умка.
- На себя посмотри.
Си листала дальше. Менялись города, времена года и люди, окружающие фотографического Сента. А сам он не менялся, разве что взрослел.
- Глаза какие холодные, - поежилась Сэнди, - на камеру - как на врага…
Альбом с ажурными кармашками отложили. Во втором, несмотря на размеры, оказалось всего несколько карточек. На всех - осень и девушка. И всего один раз вместе с Сентом.
"Кто не хотел бы остаться в твоей любви?", - было подписано внизу.
- Ой, - сказала Си, - а это кто?
Сент смотрел в окно.
- Это Яна, - сказал он.
- Твоя девушка?
- Нет, моя любимая…
Сэнди приникла к фотографии и долго ее изучала.
- Наверное, романтическая история, - произнесла она мечтательно, - Сентябрь, может, расскажешь?
- Отчего же не рассказать, - сказал Сент, закуривая. - Мы встретились во время круиза по Средиземному морю, на огромном белоснежном лайнере "Восходящее солнце". Как принято, полюбили друг друга с первого взгляда. Огонь страсти. Потом - обручение. Однако ее дядя, воспитавший девочку вместо матери… кстати, крупный нефтяной магнат, заставил нас расстаться. Его люди увезли ее в неизвестном направлении - чтобы выдать замуж за молодого миллионера из Бахрейна. Но до этого мы успели поклясться в вечной любви… Все, собственно.
Си восхищенно смотрела на Сента.
- Красиво как! - сказала она.
- Еще бы, - подтвердил Умка, - не каждому дано такой сериал наврать.
- Там все было совсем не так, - шепнул Сэнди слетевший вниз филин, - я тебе потом расскажу…
Умка ухмылялся.
- Вспомнилось, - сказал он.
- Ну и что же тебе вспомнилось? - поинтересовался Сент.
- Да все практически. "Вся жизнь промелькнула перед глазами…" Так кажется?
- Не знаю. Не кажется мне пока.
Сент встал и, взглянув на часы, придвинул пулемет ближе к окну. Время, подумал он, только желания никакого нет… Поводил стволом из стороны в сторону и, вздохнув, дал очередь в сторону выглядывающей из-за угла легковушки.
- Надо будет, еще добавим, - пообещал он.
- Думаешь, они слышат? - с сомнением спросил Умка.
- А какая разница?
- Не скажи, - запротестовал Филн, - разница очень существенная. Ми-ро-воз-зрен-ческая!
- Нет никакой разницы, - махнул лапой Умка, - ты, филин, любишь придумывать себе идеалы. С тебя даже изобрести идеологию станется. Я до сих пор как про "родину и конституцию" вспомню… - он не договорил, фыркнув.
Филн промолчал. Он снова сидел на шкафу, примостившись рядом с картонной коробкой.
- Шел ежик по лесу, - процитировал Умка, - увидел горящий танк, сел в него - и погиб как герой!.. Это я тебе, Сентябрь, говорю.
Сент достал из кармана портсигар. Остались только длинные ломкие "Агалите" из презентационного набора. Четыре. Даже три с половиной, потому что крайняя правая не выдержит своего веса и раскрошится…
- Поразительное свинство, - сказал Сент, - сидеть своей плюшевой задницей на окне и делать вид, что открываешь всем глаза. Око истины…
- Примерно такое же, между нами говоря, как сидеть в кресле и даже вида не делать…
Филн дипломатично принялся читать вслух "Гимн на все времена". Причем с таким гипертрофированным патриотизмом, какого и в самом тексте-то не было.
Сент подумал, что надо бы запустить в филина тапком.
- Давайте больше не будем, - со своей обычной непосредственностью предложила Си, - мало вам проблем, так вы их еще и выдумываете. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь хорошем…
- О золотой рыбке и коте в сапогах, - поддержал Умка, - вдруг они еще живы.
Повисла пауза. Сент закрыл лицо руками, растекшись по креслу. Филн сунул голову под крыло, делая вид, что чистит перья. Си просто сидела с открытым ртом, и было непонятно, то ли она собирается что-то сказать, то ли обиделась до такой степени, что не знает, как это выразить.
- Дурак! - сказала она, наконец.
Никто не возражал.
- Плюшевое зло, как феномен постиндустриального общества, - бормотал Филн. - Последняя стадия олигархического передела.
- А ты не любишь сказки? - спросила медведя Сэнди.
- Смотря какие.
- Ну, какие? Обыкновенные.
Умка почесал ухо.
- Не люблю. Когда в сказках есть счастливый конец, жить незачем.
- Угу, - сказал Сент, закуривая, - хэппи-энды лишены мужественности, а еще они принижают героическое.
Медведь дернул лапой, что, по-видимому, должно было означать пожатие плечами.
- Зря ерничаешь. Сам знаешь, что я не об этом.
- Не знаю, и, честно говоря, знать не хочу. Если хочешь учить и просвещать - пиши книгу или выступай с лекциями. А место впередсмотрящего по нравственным ориентирам в нашем колхозе не предусмотрено.
- Лихо, - отозвался Филн. - После такой строки просто необходимо бабахнуть по внешней угрозе. Предлагаю доверить это мне.
- Да, пожалуйста, - сказал Сент, - для тебя - ничего не жалко.
Филин кашлянул, размял лапы и спрыгнул вниз, уже на лету расправляя крылья. Не удержавшись, он сделал пару кругов по комнате, и на пулемет сел картинно, показательно царапнув когтями по металлу.
Сент улыбнулся. Итак: старый мудрый филин, добрый медведь и кукла - мечта любой девочки… в игре наоборот…
Целиться Филн не стал. Не то понял, что едва ли сможет развернуть пулемет, не то ему это было и не важно. Надавив на гашетку, он дальновидно взлетел, а иначе бы непременно свалился.
Пулемет дернулся, выпустив в пустое небо очередь желтых трасс. Филн прижал уши к голове, Си влезла в наушники. Акустический удар приняли Умка и Сент.
- Ничего, - сказал медведь, когда грохот стих.
Это было и так понятно.
Сент смотрел на смятую картонную коробку "Teddy bear" и думал, что у Умки когда-то была точно такая же…
Хотелось закрыть глаза, но пока еще оставалось около семнадцати секунд… В СТОРОНУ - Ева, - позвал фон.
Ева нажала паузу и с удовольствием потянулась в кресле. 19.30. Пребывать на работе осталось полчаса.
- Евочка, ты меня слышишь?
- Слышу, - сказала Ева, - что такого случилось, Надин?
Она, не глядя, ткнула в кнопку изображения и, встав со стула, прошла к кофейному столику.
- Совсем засиделась, - пожаловалась проявившаяся на экране Надин, - скидали на меня три недельных отчета и ждут анализа к концу смены. Ева, можно я их завтра доделаю, а? Мне еще машину из ремонта забирать...
Ева открыла пакет с хлебцами и вытащила из него две прямоугольные пластинки. Этот новый хлеб больше похож на галеты, подумала она, а Надин вечно куда-нибудь отпрашивается.
- Евочка, так отпустишь?
Ева откусила половину галетины и взяла пачку вишневого сока. Где-то тут была соломинка...
- Надин, - сказала она, садясь на диван и потягивая сок, - куда ты на этот раз собралась? Честно сознаешься - отпущу.
Надин улыбнулась, и ее большие детские глаза показались Еве совсем мультяшными.
- Евочка, - капризным голосом сказал фон, - я тебе позже расскажу. Сейчас я загадала на желание.
Ева хмыкнула.
- Надин, ты где, собственно, работаешь? Кстати, подслушивающей сейчас Саре я задаю тот же самый вопрос. Нужно же было мне вас так распустить. Может, стоит весь отдел лишить премии?
- А будет премия?
- Катись.
Ева потрясла пачку - сок кончился. Хлебцы только разожгли аппетит, но не съедать же всю пачку перед ужином. Скоро домой. Ева вернулась к компьютеру и снова включила фильм.
Качество было так себе, постоянно шла какая-то помеха, изображение дергалось, а звук вообще появлялся будто бы случайно. Впрочем, звук здесь совершенно не нужен...
Эффективность - не более сорока процентов, отстучала она, проверить функциональную нагрузку… Требуется подтверждение разрыва цепочки.
- Пейдж, - сказала Ева в темный экран. - Принимай смену.
- Принимаю, Ева.
Что-то еще, подумала она. О чем-то ведь я забыла. Может, надо зайти к Джонатану? Взглянула на часы. Нет, сегодня уже поздно. Все равно, если понадоблюсь, меня выдернут.
- Пейдж.
- Да, Ева?
- Дай команду прямо сейчас. С такси не повезло: "GM" оказался старым и ужасно тихоходным. Ева смотрела в окно на прохожих и думала, что они - дураки. Неудачники по жизни. Любой мало-мальски дельный человек в этом мире ездит на своей машине. А ходят по пешеходным дорожкам и мотаются в такси иностранцы и неудачники.
К ней это не относится. Она была дурой только пару часов. Этого хватило, чтобы оставить машину в гараже и додуматься идти на работу на своих двоих, но и только. У кого не случается временного помутнения рассудка?
Ева смотрела на серый в тени и розовый под лучами заходящего солнца снег и думала об относительности всего на Земле. Она знала, что это пошло - смотреть на закат и размышлять о вечности, но сегодня, наверное, день идиотизма.
Еще немного и потянет на сантименты.
Вот, к примеру, лысый коротышка-водитель. У него наверняка жена, двое детей-подростков и маленькое жалованье. Он не из тех, кто принял республику, иначе бы не занимал такую унизительную должность. Значит, жил здесь до изменения территориального статуса, а потом не захотел или не смог уехать. Ему трудно отказываться от старых привычек. Возможно, вечерами он курит сигару или жует контрабандный бифштекс. Хотя нет, на контрабанду у него вряд ли хватит денег. Значит, жует что-нибудь синтетическое, что-нибудь, в чем девяносто девять процентов сои, а от мяса одно название. И при этом коротышка чувствует себя диссидентом и чуть ли не борцом с режимом... ее режимом.
- Табак, мясные консервы, кровь христианских младенцев, - сказала Ева водительскому затылку.
Коротышка дернулся, обернулся и посмотрел на Еву дикими глазами.
- Боишься? - улыбнулась Ева. - Правильно боишься, господин борец за счастье и свободу. Только и можешь, что... - она тряхнула головой. - Останови, я выйду.
Дрянное настроение, думала Ева, сидя на скамейке у своего дома. Совсем меня достала работа. И отпуска не дают. Попросить Джонатана. Если хорошо попросить, он отпустит. Скажет: "Разберись с функциональной нагрузкой, и можешь быть свободна". Ева вздохнула. Она знала, что потом обязательно найдется еще что-нибудь.
Ладно, пора домой. Дома телевизор, кошка и брат. FEELING GOOD Если выглянуть в окно, то сначала увидишь небо цвета field grey в крапинку…
Выплюнутые вверх кусочки облаков делают в нем дыры и портят единство формы и содержания.
Так принято…
Можно чуть опустить глаза, и наткнуться взглядом на дома. Они тоже серые, но как-то более глубоко… с подтекстом, что ли. Есть версия, что в них больше смысла, но экспертиза этого пока не подтвердила…
Впрочем, вряд ли здесь важна игра в цвет. Важно, что многие считают, будто в этом что-то есть. А в этом, и не только в нем, надо полагать, нет ничего. Причем, очень давно…
И только по стене самого маленького дома на противоположной стороне стекает алая надпись. You love him. Последняя буква на полстроки ниже. И кажется, что с каждым днем она сползает все больше и больше.
- Как ты думаешь, - спросил Сент, - чем это написано?
Умка встал на задние лапы и прошелся взад-вперед между оконными рамами.
- Может кровью? - предположил он.
- Чьей?
- А какая разница? По-моему, ты получил ответ на вопрос. А чтобы задавать второй, надо хоть немного подумать.
Сент отломил кусок от взбухшего на подоконнике волдыря краски и щелчком отправил его в полет.
- Даже не подумаю, - сказал он. - Твои тупиковые игры мне надоели. Когда все не имеет смысла, мне становится неинтересно.
Умка плюхнулся обратно на свое место.
- Как раз все было бы интересно, если бы никакого смысла не имело… А ты слишком многого хочешь. И чтобы без игр, и чтобы они любили друг друга, писали на стенах аэрозольным баллончиком и умерли в один день…
- Кстати, почему по отечественному романтическому канону необходимо именно умереть в один день?
Медведь привалился к стене и уставился на воткнутое в землю солнце.
- Потому что жить в один день гораздо сложнее. * * * * * Самолет наклонил крыло, и кусочки тетриса, похожие на пассажиров, улетели неизвестно куда. Может, за дальний ряд кресел, а может, на поиски иных миров.
Сент судорожно сглотнул и попробовал закрыть глаза. Не получилось.
Сосед слева боится, что самолет рухнет. Ему не хочется быть опознанным по синему несгораемому фломастеру в пиджачном кармане. Он думает, что можно еще жить и жить.
Пассажиры с переднего кресла спят, им показывают один большой сон про приключения Штирлица. Они очнутся только перед посадкой, соберут вещи и выйдут по телескопическому трапу. Каждого приедет встречать свой маленький спортивный автомобиль - скорее всего, серебристого цвета.
И только девушка у окна выключила мир - прижав пальцами наушники-капельки. Она смотрит музыку, и можно быть почти уверенным, что специально для нее вынимает из себя куски боли Staind, а Smashing Pumpkins и Muse заражают никомуненужностью.
Лайнер опять качнуло, и Сент впился зубами в соломинку от пакетика с соком.
Самолеты - это настолько противоестественно, что хуже могут быть только корабли дальнего плавания. Сейчас, подумал он, была бы особо уместна шутка "эта зеленая куртка очень вам к лицу, молодой человек"…
Ее звали Яной.
Форум интеллигенции, рекомендация Союза Писателей.
Поехать хотели бы многие. В конце концов, это старт и своего рода столичные смотрины. Но она согласилась совсем из-за другого.
Поехать стоило потому, что ей этого абсолютно не хотелось. Нужно, но не желательно. Или наоборот, желательно, но совершенно не нужно.
Она закрыла глаза и нажала stop. Послушала образовавшуюся в наушниках тишину и снова включила плеер.
Играла "FEELING GOOD".
Сент видел розовое полотно, на котором грязными двухмерными кирпичами проступали 14-этажки. Если не отрывать от них взгляд, то становится ясно - прямоугольники бросали сверху - в рыхлые грядки холмов. Смотрели: удачно ли, и бросали новые.
В детстве он очень боялся остаться с ними наедине - особенно ночью, когда горит всего несколько окон. Часто представлялось, что он стоит в темноте перед выстроившимися в бесконечность гигантскими полумертвыми прямоугольниками. Сзади - уходящая вниз и за горизонт автострада, слева и справа - лес.
Получается - идти некуда, только к циклопическим домам. Приходится стоять под сильным ветром и убеждать себя, что делаешь выбор.
В этот момент было принято возвращаться…
Яна падала на разлинованное наискосок закатное небо. Мимо проплывали бипланы с застывшими винтами и птицы, которым надоело махать крыльями. Было четкое ощущение, что когда она окончательно упадет, небо прорвется, и за ним окажется пустой звездный космос, нарисованный на кирпичной стене.
И она падала, но небо все не наступало… - Они родились на день позже друг друга, - рассказывал Филн. - И уже ничего нельзя было поделать. Говорят, есть судьба, от которой зависит, как мы будем. А шаг вправо, шаг влево - попытка к бегству.
Нас кто-то водит за руку по жизни,
Нас кто-то водит за нос - по ошибке…
Это сказала она еще до.
А потом было указано время и место, их встреча не могла не случиться.
И все же никто не умеет чувствовать одинаково.
И ничего не могло быть. Они были созданы не для счастья - для чего-то большего. А это большее шло по чавкающим под его ногами. Оно пришло и остановилось… И они не знали, что теперь с ним делать.
- Они любили друг друга? - спросила Си.
- Конечно. Это же сказка. Они любили друг друга больше всего на свете. Они жили в золотом дворце, среди талантливых музыкантов, известных художников, настоящих поэтов… Но это грустная сказка - и жить счастливо или хотя бы долго, не получилось…
- На них напали злодеи?
- Нет, Си, в этой сказке злодеев не оказалось. Просто однажды она ушла.
- Почему же она ушла?
- По законам жанра, Си, по законам жанра…
- А он отправился ее искать?
- Нет, он понял, что это все из-за того дня, на который они родились раньше. И уже ничего нельзя поделать. Он сел в огромный автобус и поехал на закат - к солнечным городам. Автобус ехал три дня и три ночи, но это была обратная дорога, и время иссякло. Дней между ними становилось все больше, то, что казалось закончилось, началось снова… Приближался финал.
Он достал из кармана пистолет и выстрелил себе в висок…
Это ничего не решало, но, возможно, могло вернуть обратно…
Тогда время на немножечко остановилось, чтобы посмотреть в их сторону…Что-то можно ведь было сделать, подумало оно. И день, на который они родились раньше друг друга, вычеркнули из календарей…Ты плачешь, Си? Прости, я сам готов заплакать…
- Но, Филн, он ведь жив! Правда! Мы все видим, что он жив!
- Вряд ли, Си. Это нам только кажется… В баре под стеклянным куполом зажгли блуждающие огоньки. Высокий длинноволосый мальчик играл на саксофоне в полупустоту, девочка в зеленом костюме с блестками ему аккомпанировала.
Сент и Яна сели за угловой столик - рядом с зависшим над шахматной доской Феликсом. На последних заседаниях его неоднократно вспоминали, называя надеждой Сибирской Школы и большим поэтом. А он этого не слушал. Он был прозаиком…
Улыбнувшись своей фирменной грустно-растерянной улыбкой, Феликс спросил:
- Надо, наверное, коктейли взять?
- Бросьте, Феликс, - махнул рукой Сент, - еще успеем.
- В общем-то, конечно.
Он был выпускником Томской писательской резервации, а это место эссеиста в районной газете и условная отсрочка от призыва - с сохранением боевого стажа.
Он писал для жаждущих, как считали в центре, литературы народных масс о дурных наклонностях классиков и залитованных современников. Для себя же Феликс сочинял очень меланхоличные рассказы про не очень-то и людей. Скорее, про призраки идей и ощущений. На две с половиной сотни собравшихся, он был, скорее всего, единственным стоящим писателем. И, осознавая это, предпочитал слушаниям играть в шахматы или пробовать один за другим местные коктейли.
Каждый раз хоть чуть-чуть выпив, Феликс начинал рассказывать о своих несчастных героях, и тогда из его глаз катились слезы. Яна и Сент слушали и кивали. Феликсовы герои были гораздо счастливее автора…
- Вот и получается, что никого нет, - говорил Феликс. - Понимаете, никого. И ладно бы трагедия человечества… трагедия человека, понимаете?.. знамя в зубы и пошел… Яна, Сентябрь, - вдруг встрепенулся он, - книжку-то я вам подарил?
Яна улыбнулась, Сент развел руками.
- А и вправду, - сказала Яна, - было бы очень интересно почитать ваши повести… особенно когда все здесь уже закончится.
Феликс сразу вскочил из-за стола.
- Сейчас из номера принесу, вы здесь еще долго будете?
Сент поднял глаза на распластавшуюся по внешней стороне купола луну.
- Дня два будем, - сказал он.
Однако Феликса в баре уже не было.
- Дня два… - повторила Яна, - а ты думал, что будет потом?
- Конечно. Потом будет все.
- Только без нас.
- Яна, все без нас теперь уже невозможно. Мир приобретет те координаты, которые мы ему задаем - найдена точка отсчета.
- Это не всем дано - найти точку отсчета.
- Тем более понять, что это именно она…
Они взялись за руки, и пальцы сложились в замок. Замок, который было страшно разорвать, потому что казалось, именно он все и удерживает. Не дает упасть и разбиться…
В коктейлях не таял лед. В руках он тоже не таял.
Им было холодно от предчувствий…
Феликс вернулся с маленькой книжкой в мягком переплете.
- Одна осталась, - виновато сказал он, - новая. Как-то не рассчитал, думал, штук пять еще…
- Это хорошо, что новая, - глядя сквозь саксофониста, сказала Яна, - можно ее обмыть. Соком.
И они капнули на обложку из вишневого бокала.
- Подпишите ее на двоих, - предложил Сент.
- Конечно-конечно, - заулыбался Феликс, - отрешимся от индивидуализма. Мы за коллективную собственность!
Очень красивыми буквами Феликс стал выводить на титульном листе такие же красивые слова. Наверное, именно поэтому он ошибся. Яне и Декабрю, написал он, затем хлопнул себя по лбу, извинился, и, перечеркнув, написал уже правильно.
- Надо заштриховать, - говорил Феликс, - вы уж извините, что-то совсем с ума схожу…
Его убеждали, что ничего страшного, и все нормально.
Книжка называлась "Вроде бы умирать". - Что случилось с этим Феликсом? - спросила оторвавшаяся от телеэкрана Си.
На самом деле она давно уже не следила за мелькающими телекартинками, но делать вид - это как специальность… как то, что от нее ждут.
- Ему предложили пост в правящей партии, - сказал Сент, закуривая.
Си ждала продолжения, но тот больше ничего не говорил.
- Ну, и? - не выдержала кукла. - Дальше-то что?
Сент пожал плечами.
- А что дальше? Он покончил с собой.
- Какай кошмар! И ты можешь об этом так спокойно говорить?!
- Не сотрясай воздух, - потягиваясь, посоветовал Умка. - Бывают случаи, когда самоубийство честнее всего.
- Честнее чего, все-таки?
Умка поморщился. Выглядело это так, будто по плюшевой морде поводили пылесосом.
- Я же попросил не сотрясать воздух… Честнее самого себя, если хочешь… Все, что я не имею, подумал Сент. Яна вспомнила те же самые слова.
- Это все - ты, - сказал Сентябрь.
- Это все ты себе придумал.
Проще, подумалось ему. Все придумано. Вселенная в голове. Измерить траекторию и написать доклад.
Только ничего не меняется. Почему же это должно быть важно? Какая разница, есть ли у меня в голове Вселенная? Почему же тебе важна именно Вселенная?
- Вначале было слово, - сказал Сент. - А потом слов вдруг стало больше, и все принялись играть по своим правилам…
Яна удивленно глянула в его сторону, покачала головой.
- К чему эта последняя фраза?
- К тому, что все мы умеем играть в слова. Только это не должно считаться. Можно говорить и разговаривать, но когда нужно что-то сказать, слов как раз не хватает…
Желтые листья цеплялись за ветки, а, упав, сбивались в кучи. Яна набирала их в ладони и бросала в небо. Листья взлетали над головой, на секунду повисали в воздухе, а потом, имитируя осень, снова осыпались.
- По-моему, они бояться высоты, - сказала Яна.
Сент пожал плечами.
- А, по-моему, они просто выросли из неба.
Холодало.
- Сколько осталось? - спросила Яна.
- Два вечера.
- Правда странно?
- Очень.
Какое-то время шли молча. Сент думал про финалы, которые никогда не получается такими, как ты их себе представляешь. Ты, собственно, даже редко представляешь, когда они начинаются, а значит, финалами они в этот момент быть просто не могут. Вот и выходит, что финалов нет…
- А они на самом деле бояться умирать? - спросила Яна.
- Нет, - сказал Сент, - они плачут, им грустно и больно. А бояться - не умеют.
Он запрыгнул на поребрик, огораживающий колизей, и подал Яне руку.
- Скоты, - непонятно в чей адрес добавил он.
В колизее было пусто. Между еще сырыми после утреннего дождя скамейками валялись бурые листья и почему-то велосипедный руль.
- Летняя танцевальная площадка, - прочитал на репродукторном столбе Сент. - Значит танцующие гладиаторы и музицирующие львы… а знаешь, что хочется сказать?
- Что?
- Хочется сказать, что когда-нибудь мы будем вместе.
- Хочется, - согласилась Яна, - только давай этого говорить не будем.
- Даже "когда-нибудь"?
- Давай просто помолчим.
Сент подобрал руль и, повертев его в руках, нажал на рычажок звонка - тот хрипло произнес "дзинь".
- С молчанием, конечно, можно договориться, - вздохнул Сент, - только, Яна, оно ведь ждет все быстрее… - Она жива? - спросил Умка.
- Не знаю. Мы больше никогда не виделись.
Медведь повел глазами в сторону хозяина. Должно быть, удивился.
- Никогда?
- Никогда.
Плюшевая башка закачалась из стороны в сторону.
- Так не бывает, - сказал маленький медведь.
Сент посмотрел в прицел.
- Наверное. |
