Новости | Писатели | Художники | Студия | Семинар | Лицей | КЛФ | Гости | Ссылки | E@mail
 

 

 

 

 

 

 

 

 

Александр СИЛАЕВ

 

ПОДЛОЕ СЕРДЦЕ РОДИНЫ

 

рассказ

 

Вкус свободы

Пыльневский район - это сердце нашей Сибири, разбитое не одним инфарктом. Это десяток деревень, от которых открестилась любая власть, пара-тройка дурковатых медведей, и кусок тайги. Самая большая деревня - Пыльнево. За особые заслуги она носит звание районного центра.
Советская власть пала в Пыльнево в 1991 году, когда утром на крыльцо райсовета пришли взъерошенные мужики с тяпками. Председателя колхоза Василия Штольца вытянули за шиворот, и Матвей, поигрывая тяпкой, сказал: "Че, сволота, кончилась ваше время?". Председатель быстро кивнул, сел в свой грязно-серый "уазик" и с ветерком гнал до ближайшего города.
В колхозных сараях мужики нашли жидкость для промывания мета-квантовой системной аппаратуры. Далее уточнялось - для сгоревшего излучателя. Ближайший излучатель стоял в Москве, да и то на странице учебника "Параметры лепто-адаптации", но жидкости, загадочно припасенной Штольцем, дремал целый бочонок. На пузатом бочонке висел листок с косой надписью: "партийная норма - на черный день". Матвей усмехнулся. Сели. Разлили. Жидкость имела незнакомый запах и терпкий вкус. "Это вкус свободы", - сказал Матвей, и молчание было знаком согласия.
Колхозный строй сгинул, как будто его никогда и не было. Однако фермерство в Пыльнеском районе не прижилось. Район помнит только одного фермера - им стал заезжий учитель истории, на старости лет потянувшийся, как он выражался, к земле.
Коровье дерьмо и прочие истоки его не смутили. Все было бы хорошо, но, на его беду, хозяйство начало процветать. Когда его телята мычали, деревенские бабы плакали. Когда он давал им в долг, бабы морщились. Когда он поставил себе новый дом из бруса, Пыльневский район глубоко задумался.
Через полгода местные мужики утопили его в проруби. "Че, сволота, думаешь, ваше время пришло?" - сказал Матвей, поигрывая варежкой, когда тело историка булькнуло навсегда. "Я знаю: он, сука, в депутаты метил", - сказал Петр. "Откуда знаешь?" - спросил Матвей. "А что ему делать? - сказал Петр. - Думаешь, он всерьез картошку сажал? Это же для отвода глаз. А приехал он, сука, чтобы карьеру сделать…" - "Вот бля, - пожалел Матвей. - А мы-то думали, он с нами по-честному".
Помимо прочего, Пыльневский район славился неземными чудесами и алкашней. Жидкость для промывки мета-квантовых излучателей - неплохое вино по сравнению с тем, чем обычно запивали в Пыльнево свою долю. Дошло до смешного: пыльневские дети рождались уже похмельными, и первым криком просили не столько ласки и молока, сколько пива и разговора за жизнь.
…феномены стояли крутые. НЛО летали смелее, чем редкие вертолеты. Инопланетники шастали по району, забыв всякий стыд, и встречались чаще волков и лисиц. Особенно досаждали местным синие обезьянки, по их словам, зашедшие из созвездия Близнецов. Впрочем, обезьянки были не злые: девок тащили на сеновал, мужикам отламывали кусочек водки (пришельцы бухали алкоголь в твердом виде), детям насыпали космических карамелек. Кроме того, синие обезьянки, по словам очевидцев, знали множество анекдотов. С ними было о чем выпить, точнее сказать, с ними было о чем погрызть.
В Пыльнево даже повелось считать настоящим мужиком лишь того, кто грыз водку с синими обезьянами. Инициация была строгой: кроме синих обезьян, кандидат в мужики должен был переспать с Никитишной и забороть мишку. А когда нагрызенный Петр сделал наоборот, то стал, по мнению района, двойным мужиком.
Однажды синие гуманоиды повстречали Матвея. Тот, как обычно, шел по диагонали. "Здорово, - сказал он, - сволота нерусская…". Те уже знали, что на местном диалекте сволота не означает ничего обидного.
"Водки хочешь?" - спросил его самый синий, видимо, их вожак. "Я с разными жидами не пью", - подумав, сказал Матвей. Вожак оторопел. "Сам ты жид", - сказала Матвею синяя обезьяна. Тот задумался, и топор печально выронился из рук. "Значит, я жид", - медленно повторил он.
На глазах Матвея блеснули слезы. "Не-а, - сказал он, - ошиблись. Куда мне. Я, мужики, рылом не вышел". И зарыдал. Вожак смутился, быстро сунул в лапу Матвея ломоть водки, и еще быстрее исчез. Буквально - растаял в воздухе.
"Спаивают, суки, русских людей", - рыдал Матвей, кроша зубами импортное бухло.

Гвельфы и гибеллины

А еще в Пыльневском районе жили драконы, но исконне патриотические - местные кликали их Горынушками. По слухам, они питались девственными русалками, запивая это дело мутной водой… Водяных выжигали напрочь - те делали негодным драконий корм. Впрочем, это легенды. Если им верить, главной политической силой в Пыльнево была нечисть, уцелевшая с правления кагана Мефрилы Гороха (запомните это имя - Мефрила Горох был не только первым геополитиком и союзником хана Чингиза; он первым в Сибири научился вызывать Дьявола с помощью наркоты, что определило судьбы миллионов людей, и судьбу этого рассказа - тоже).
В Пыльнево клубилась вековая пыль. Ничто не менялась. Синие обезьяны все больше походили на синих человечков - внедрение шло по плану. Одна беда - лучшие агенты периодически сгрызались до потери копыт и цирроза передней печени. Простые пыльневцы, подражая прадедам, кормились огородами и коктейлем "божья роса", более зажиточные держали дома свинью. За это местная голытьба презрительно называла их свиноводами… Нежить лютовала, но странное дело - видеть ее, как и пришельцев из созвездия Близнецов, выпадало только местным сельчанам.
О феномене "пыльневского квадрата" писал журнал российской молодежи "Охренеж-рашен-кул", газета "Известия" и "Вестник экстрасенсорики" (в толстом номере за сентябрь 1994 года). Областная пресса в конце 80-х писала о пыльневском феномене чаще, чем о геях и проституции. Телекомпании до сих пор регулярно засылали ребят на таежные репортажи. Однажды была научная экспедиция. Были сотни туристов. Были даже парни из ЦРУ, замаскированные под гуманитарную помощь.
И ничего.
Ни драконов, ни русалок, ни НЛО. Не было даже снимков, не говоря уже о живых экземплярах. Только показания очевидцев. Как говорится, слова, слова, слова…
Олигарх Лапун выступил по ТВ, обещая доллары за драконий хвост. Но даже местное мужичье, не раз побеждавшее Горынушек в схватках, было бессильно. Однажды Петр с Кирюшей все-таки отрубили хвост, погрузили его в тележку и покатили. Через три дня вернулись в родное Пыльнево с разбитыми рожами и почему-то в одних трусах. Где хвост и что с ними приключилось, рассказать не могли, только мычали, да кивали на небо. Вдруг Кирюша захрипел на плохом английском… "Май нэйм Джошуа, - хрипел он. - Пиплы, андэстэд?" Как матерится-то, шептали соседи, это надо же… "Же не компран па", - вздохнул Петр… "Ну ты сволота", - с уважением произнес Матвей.
Батя Иван молчал, оглаживая седые космы и усмехаясь.
"Ментальная конвергенция, - шептал он. - Изменение структуры сознания… Экстраполяция… Восьмой контур…". От его кирзовых сапог воняло спиртом, болотной жижей и самкой Змея Горыныча. Как обычно, он стоял в стороне. Как обычно, его боялись - уже полвека батя Иван слыл первым ведуном на деревне.
А к утру все забылось: Кирюша с Петром словно проглотили свои иностранные языки. О пропавшем хвосте в их присутствии больше не говорили - вдруг снова начнут…
Только изредка носились над тайгой пьяные вопли. "Факен шит!" - орал Петр. "Же ву зэм!" - орал на него Кирилл. Местные затыкали уши. Непонятные слова били страшнее полена. Никто не знал смысла басурманских проклятий, поэтому выигравшим перебранку признавали того, кто громче орал.
Так и жили. И добрые ведуны веками бились со злыми, словно какие-нибудь гвельфы и гибеллины - столь же тягостно-долго, и столь же далеко от дел горожанина, в меру умного, в меру начитанного, в меру живущего своей жизнью…

Дело молодое

Георгий Лишков был горожанином, в меру умным, в меру начитанным, в меру проживающим свою жизнь. Не больше, но все-таки и не меньше.
Он был тогда молод - двадцать два года. Он носил тертые джинсы, волосы до плеч и мировую тоску в глазах. Он учился на пятом курсе, и ему было жаль потерянного времени, и жаль того времени, что он потеряет в будущем. Нельзя прожить, не потеряв времени. Но это, как говорил отец, селява.
Дипломная работа лениво писалась на кафедре психологии. Точнее, даже не писалась - планировалась…
- А вы уверены, что это надо? - спросил Краснов.
За окнами темно, и продолжает темнеть. Народ с кафедры уже разошелся. Только и остался на кафедре доцент Краснов, ну и правильно, не надо никого больше… Большой, широколицый, упитанный - вот такой был доцент Краснов.
- Я уверен, что это касается моей темы.
- Вы у нас пишете что-то вычурное. Измененные состояние? Химическим способом? Это вряд ли имеет отношение к академической дисциплине.
- Тем хуже для дисциплины, - ответил Гера.
- Да вы не подумайте, - Краснов протестующе замахал добродушными лапами. - Мне-то нравится, я-то - за… Хотите ехать - езжайте. Могу даже сказать, что это моя идея. Только вы осторожнее, там на всех дорогах бандиты, а в Пыльнево даже бандитов нет - испугались и разбежались.
- Могу себе представить, - улыбнулся Гера.
- Драконов вы не увидите, - сказал Краснов. - За неимением таковых.
- Да не нужны мне эти драконы.
- Вы не увидите даже синих человечков, - предупредил Краснов. - Если они есть - а я не исключая, что где-то водятся синие человечки - то вряд ли в нашей области.
- Ну их к лешему, - сказал Гера.
- И леших там тоже нет.
- Мне нужен препарат, которым закидываютя тамошние ведуны.
- Там, Гер, закидываются не только ведуны, - сказал Краснов. - Там, по всей видимости, закидывается весь район, причем началось как минимум при царе. Как максимум, началось до всяких царей. Читали статью Аршинникова в "Некрополе"? Это наследие шаманов, и нынешнее поколение каким-то чудом хранит то знание, я даже не знаю, каким. Узнаете - расскажите.
- Павел Яковлевич, вы сами-то верите?
Краснов плюхнулся в кресло и закурил. Курить в зданиях универерситета было запрещено, но время позднее, и часовой стрелкой, подползающей к девяти, разрешается почти все.
- Гера, - сказал Краснов, - я ведь мыслю рационально. Если весь район твердит о синих неземных обезьянах, я должен верить либо в обезьян, либо в особенности района. Верить в обезьянок я еще не дорос. А "пыльневский квадрат" - это реальность. Район действительно имеет особенности, это эмпирия. А то, что все население жрет какую-то дрянь, факт не менее эмпирический. Взять ту же сухую водку, хотя это никакая не водка.
- Ее, по-моему, никто не видел.
- Да бог с ней, - сказал Краснов. - Вы же едете, чтобы ее попробовать.
- Как думаете, Павел Яковлевич, кайф выхвачу?
Гера сидел, закинувши ногу на ногу, и дымил предложенной сигаретой. Когда-то он не верил, что к пятому курсу бетонный забор между студентами и кафедральным людом сотрется в штакетную загородку. Не всеми, конечно, если между всеми - то это смешно. Кое-какими студентами - с одной стороны. И кое-какими преподавателями… Самыми нормальными, скажеми так. Нормальными настолько, чтобы не воспринимать некоторые вещи всерьез.
- Дело молодое - выхватите.
- А интересно, их препарат посильнее травки?
- Сильнее, - сказал Краснов. - Намного сильнее, Гера. После анаши зеленые драконы и обезьяны не возникают с такой настойчивостью. Иначе в нашем городе драконы летали бы чаще, чем проезжали грузовики.
Они посмеялись над колоритом родного города… И так смеялись, и эдак, и еще над знакомыми людьми.

 

 
 

Форма бэ-аш четыре

Над лесами и полями висела ранняя осень. Небо выдалось сероватым, набухшим предстоящим дождем. Дохлый автобус, размалеванный предвыборным воплем, со скрежетом подкатил к конечной.
Гера вышел из салона, наполненного телами и духотой, под купол своей любимой погоды. С наслаждением вдохнул влажность. Было не холодно. И было не жарко. Было свежо, прозрачно и энергично - было то, что надо.
На востоке желтел лес и какая-то баба пасла корову. С трех сторон его ждало Пыльнево: дома подмигивали косыми оконцами, собаки тявкали, на заборе сушился рваный халат.
К остановке подбегал мужик в черных тапочках, от души помахивая внушительным топором. "Аты-баты, шли солдаты, - резво напевал он. - Аты-баты, на базар. Аты-баты, что купили? - мужик снес стоящую на пути скамейку. - Аты-баты, самовар!"
Начинается, подумал студент.
- Не бойся, - сказала сошедшая из автобуса бабушка, - это наш Матвей. У него в среду сын родился, вот он и радуется.
- А зачем ему топор? - спросил Гера.
- Это для куражу, - пояснила старушка. - Но ты не бойся, он сейчас добрый. Вот летом зверь был - родную мать на олифу выменял. Но это летом. А сейчас не лето уже. Сейчас он добрый, как мой пушистик.
Матвей встал напротив кучки людей, вышедших из автобуса. Все, кроме двух, были явно местного вида.
Кроме Геры - мужчина лет сорока, в очках-хамелионах и плаще, чернеющем почти до земли. Матвей смотрел: то на Геру, то на плащу, то снова на Геру… Наконец подошел к плащу.
- Че, сволота, думаешь, твое время скоро начнется? - ухмыльнулся Матвей. - Как начнется, ты мне скажи. Я тебе быстро народный импичмент дам.
- Кого дашь? - тихо спросил мужчина.
- Кишки на уши намотаю, - пояснил Матвей. - У нас с этим быстро. Народ - это тебе не херов электорат. Народ - это сила. Ты хоть знаешь, сволота, за что отцы кровь свою проливали?
Мужчина отошел на два шага.
- Хорошо, - сказал он, - как только мое время начнется, я тебя обязательно отыщу. Устроишь мне свой импичмент. Народные традиции - это святое. Только скажи пожалуйста, как тебя отыскать. Я ведь не знаю твоего адреса. Я даже не знаю твоего телефона. Я не знаю твоего сайта, твоего факса, наконец, я понятия не имею, какой у тебя эмейл. И я вряд ли догадаюсь. Скажи мне все это, а заодно скажи свое имя, и я обязательно найду тебя, когда, как ты сказал, придет мое время. Тебе не придется долго ждать - оно уже наступает. Ну? Протяни мне свою визитку…
Пока мужчина говорил, Матвей звучно глотал слюну.
- Эх, сердечные, быть беде, - прошептала бабушка. - Обидел черт пушистика почем зря.
Люди вокруг замерли. Люди молчали и смотрели, хотя их не просили молчать и смотреть. Люди стояли как вкопанные - с ними случается.
- Ты мне душу-то не трави, - наконец сказал Матвей. - Был тут один такой, тоже как ты - то, сё, пятое, хреноватое... Так мы с мужиками на него Пиндара натравили. Понял?
- И что?
- Сожрал его Пиндар к х.. собачьим, - сказал Матвей. - Вместе с эмейлом гребаным.
- В рот имел я твоего Пиндара, - спокойно сказал мужчина. - И мужиков твоих. Да и тебя, признаюсь я, тоже.
Матвей впился пальцами в топорище, но и только. Прошло секунд пять: топор дрогнул, поднимаясь в его руке.
Мужчина отскочил назад, и рука метнулась вперед из кармана плаща. И вот рука вытянута и уже кончается револьвером. Грохнул выстрел. Матвей упал, воя и держась за колено… Мужчина белозубо и приветливо улыбался.
- Тебе, - сказал он, - наверное, сейчас больно. Но от этого, - добавил, - не умирают. Умирают обычно от другого. Кстати, ты обещал просветить меня на предмет истории. Так за что наши отцы проливали кровь?
- Отцов не трогай, - недобро сказал Матвей. - Им и без тебя несладко жилось.
- Ладно, пока, - мужчина махнул рукой. - Но все-таки: кто такой этот Пиндар?
Матвей ничего не ответил. Да и не мог ответить - Матвей, как это подчас бывает, потерял свое собственное сознание. Боль. Шок. Страшная боль - когда вдрызг разбивается коленная чашечка. Так что временное расставание Матвея с его сознанием вполне объяснимо…
- Пиндар - это поросенок такой, - объяснила рыжая девушка, всю дорогу сидевшая перед Герой. - Только он не совсем обычный.
- Волшебный, что ли? - улыбнулся мужчина.
- Да нет. Пиндар у нас дрессированный. Его Петр Иванович с на охоту берет заместо собаки. А чего не брать - он ничего не боится, даже лешего… Недаром Пиндара поили божьей росой. Вот и вырос зверь. Не поросенок прямо, а эсэсовец.
Гера глянул: вроде ничего, и даже сносно разговаривает по-русски, что редко случается у простых людей.
- А что такое божья роса? - спросил он.
Рыжая смутилась.
- Кто же у девки о таком спрашивает?
- Я, - сказал Гера.
- Ну и нахал же ты.
Девушка повернулась и быстро потрусила прочь с остановки. Люди переглядывались, цокали языками, моргали глазами, и тоже расходились, один за другим.
Черный плащ подплыл к нему незаметно.
- Я думаю, молодой человек, нам нужно держаться вместе.
- Еще бы!
- Игорь, - мужчина протянул руку. - И давайте будем на ты. Если будем на вы, местные жители нас плохо поймут, и местные коровы нас забодают…
- Гера, - назвался Гера.
- Очень рад, - сказал Игорь, - видеть нормального человека.
- Можно спросить?
- Да Бога ради.
- Зачем вы здесь?
- Это, - сказал Игорь, - дело государственной сложности. Я тебе скажу, потому что мне уже надоело... Но если ты кому разболтаешь, то мы тебя, извини за нюанс, нейтрализуем по форме бэ-аш четыре.
- Что значит: нейтрализуем по форме бэ-аш четыре?
- Это значит, - улыбнулся мужчина, - вспороть горло, но перед этим отрезать яйца. Мы переняли форму бэ-аш четыре у коллег из Чечни.
- А кто это вы?
- Мы - это кочаны, - с гордостью сказал Игорь.
- Не понял, - сказал Гера.
Игорь нырнул рукой куда-то под плащ.
Корочки он, как водится, сунул Жоре под нос. Золотые буквы гласили на красном фоне: "Комитет по чрезвычайному надзору Российской Федерации".
- Читать умеешь? РУ КЧН РФ, - пояснил он. - Майор Бондарев. Ребята из ФСБ завидуют, и поэтому прозвали нас кочанами. У них даже поговорка есть, когда в стране что-то странное происходит: а почему это? - да по кочану опять. Так и есть оно: если что-то стоящее - на дело идут одни кочаны.
- А почему я про вас не слышал?
- Ну ты даешь, - сказал Игорь. - Если служба секретная, хрена ли ты о ней должен слышать? Когда-то, очень давно, мы были самым прогрессивным управлением в КГБ. Но КГБ, как ты знаешь, сыграл в демократический ящик. Тогда Кондратий Иванович пришел на хату к самому главному…
- К кому? - не понял Гера.
- Не знаешь, кто в России главнее всех? А Кондратий Иванович - это наш босс. Ну пришел он, значит, с бутылкой водки. Сели, разлили. Тут он рассказал, чем мы на самом деле-то занимаемся. Главный, извиняюсь за выражение, помутнел. Ты, говорит ему шеф, нас не трогай… А то, говорит, как начнешь реформировать, нам полный шиздец придет. И давай-ка, продолжает, создадим независимую контору. Тот задумался. Тогда шеф, не будь дурак, вторую бутылочку достает… Короче, на третьей все подписали. Так и родились мы на обломках.
- А чем все-таки занимаетесь?
Игорь огляделся по сторонам.
- Нас, - сказал он, - больше всего волнует трансцендентная проблематика.
- Это что?
- Этого, - вздохнул Игорь, - тебе не понять. Я одной фразой скажу: мы поддерживаем порядок.
- Разве же это порядок? - Гера показал на окрестности.
- Относительный, - сказал Игорь. - А вот если бы мы не вышли на Высший разум, в мире бы настоящий бардак стоял.
- Как вышли?
- В тонком плане. Я же говорил, что тебе этого не понять.
Они постояли, помолчали, посмотрели - туда и сюда, и даже вверх, на серееющее над головами небо. Дождь так и не собрался с силой, чтобы навалиться на землю, на людей и дома. Гера, как ни странно, хотел дождя. Он с детства любил потеряться в плотной пелене по-осеннему мелких капелек. Промокал, конечно, до нитки. Но это же мелочи…
Местные жители опасливо обходили их стороной.
Вдалеке пожилая женщина, печально матерясь, погнала корову домой.
- Что ты знаешь про Шамбалу? - неожиданно спросил Игорь.
- Только то, что она может существовать.
- То-то и оно, - сказал Игорь. - Я же говорил.
- А что ты делаешь здесь?
- А, это… Работаю. Летом сюда приезжал Джон Мейнард, якобы репортер из Лос-Анджелеса. На самом деле, конечно, был он полковником. Ну вот, приехал… А обратно не выехал. Нам это очень странно, и вот я здесь.
- А откуда ты знаешь, что это полковник?
- А кто ему разрешение на въезд давал? Я же и давал. Так и так, спрашиваю, с какими целями: да все с теми же, отвечает. Ну тогда ладно, говорю, проезжай. Спасибо, говорит, майор. Да чего там, полковник, еще сочтемся… Я бы не сказал, что Мейнард мой большой друг. Но все-таки мой коллега и не дерьмо.
- А на кого работает?
- В ЦРУ есть отдел, на жаргоне его зовут "шиза-18". Когда его основали, в нем сидело восемнадцать энтузиастов. Там и работает, если еще живой.
- И вы с ними боретесь?
- А зачем? - удивился Игорь.
- Я думал, что спецслужбы друг с другом борются. Так положено.
- Это смотря какие спецслужбы. Нам-то чего делить? Не Россию же эту несчастную… У нас, Гера, есть общий враг. Я, что, Джона ловить приехал? Я его, Джонушку, спасти должен, чтоб моего шефа в Вашингтоне ценили. Цэрэушки-то, храни их Господь, нам всегда помогали, по первой просьбе.
- А кто общий враг?
- Этого, Гер, я тебе не скажу… Поживешь с мое, сам увидишь, кто для всех людей общий враг.
…С неба наконец-то брызнуло. Капли гладили лицо и катились за воротник.
- Пойдем, - предложил Игорь. - Тебе ведь где-то жить надо. Гостиницы, сразу скажу, тут нет. До 1918 года была, а потом там клуб красного танца сделали. А потом и вовсе сожгли, чтоб враги народа не собирались. Ты учти: если к местным без меня постучишься, то пропадешь. На ночлег пустят, а вот дальше такое сделают… У нас явочная избушка есть. Там все наши останавливаются. Держит эту избушку бабка Настасья, а чтобы не дергалась, мы ее на крючок посадили.
- Какой крючок?
- Метод кнута и пряника, - объяснял Игорь, прыгая по ухабам. - Значит, пряник: мы ей каждый год бочку спирта ставим. Чтоб она с ним делает, нас не касается. А кнут простой - мы на нее компромат собрали.
- На бабку?
- А что такого? Бабка-то еще та, я бы сказал. Мы ее в Красносибирск свозили, сняли ей какого-то бомжа. Что они в номере делали, это ужас… Когда пленочку прокрутили, наших ребят блевать потянуло. Но главное, есть чего прокрутить. Если на деревне показать, шоу будет похлеще Апокалипсиса. Так что Настасья - свой человек.
Они вышли на северный край деревни.
Избушка была мила, жаль только, без курьих ножек. Хотя расти им было совершенно неоткуда: избушка до самых окон уходила в землю.
- Жить будем здесь. У бабки мы в относительной безопасности.
Гера кивнул.
Дверь открылась. На крыльце показалась морщинистая хозяйка и что-то просипела, едва открывая рот.
- Настасья, милочка, - сказал Игорь, - я тебе сигарет привез. Твоих любимых, Настенька, "честерфилд".
- Залетайте, голубки мои, - старая скривила лицо.
- Ты не бойся, это она улыбается, - шепнул Игорь. - Старается, как умеет.

Подох, как миленький

Как и положено, избушка была поставлена на сигнализацию. За деревянной дверь их встретила вторая, бронированная, с глазком и бойницей для пулемета. Гнилые ставни охраняли окна снаружи, зато внутри мирно дремали железные жалюзи.
- Класс, - оценил Гера, обойдя резиденцию.
- Самое главное, - усмехнулся Игорь, - спрятано под землей. Пошли вниз.
Мини-ключом он открыл еще одну бронированную преграду, и они пошли вниз.
Комнату украшали мягкая мебель, сейф и компьютер на изящном офисном столике.
- А компьютер-то на фига?
- А тетрис? А база данных? Думаешь, я в абмарной книге стану базу данных держать?
Игорь подошел к сейфу, набрал код.
Дверца распахнулась: внутри пылились бутылка коньяка и несколько коротких "калашей". Кроме них, лежал десяток дискет, и тонкая папка с грифом "на черный день".
- Что в папке? - спросил Гера.
- Откуда мне знать? Черный день пока не настал. Если он придет, немедленно открой эту папку. Я тебе разрешаю.
- А как я узнаю, что это действительно черный день?
- Ничего, поймешь, - сказал Игорь. - Такое сразу понимается… По коньяку?
Он вынул из шкафа пару хрустальных рюмок.
Сдвинув клавиатуру, присели за стол.
- Пей, Гера, и гордись… это, чтоб ты знал, последняя нормальная бутылка на весь район.
- Что же пьет местное население?
- Они, - сказал Игорь, - много чего пьют. Всего не упомнишь. Но тебе не советую.
Из дорожных сумок вынули закуску. В жорином багаже, кроме всего прочего, булькала бутылка водки.
- Извини, я тебя обманул. Это не последняя. Последняя у тебя…
- Давай оставим на завтра?
- Давай, - согласился Игорь. - Если завтрашний день наступит, нам наверняка захочется выпить. А сейчас - наверх. Пора за работу. Будем собирать информацию.
- Это как?
- Очень просто: наливай да пей.
- Снова? - испугался Гера.
- А что делать? - вздохнул Игорь. - Тяжело, но придется. Другие способы нам временно недоступны.
Хозяйка квохтала, собирая на стол.
В окружении соленых огурчиков и грибочков стояла подозрительного вида бутыль.
- Это можно, - шепнул Игорь, - всего-навсего мой же спирт.
Они аккуратно сели на шаткие табуреты. Настасья, хрустнув огурцом, сразу же подняла тост:
- За сугрев нутра, мужики!
- И тебе того же, старушка, - ласково сказал Игорь. - А помнишь, Настасья, летом у тебя нерусский жил.
- Это Манард, едрить его, что ли?
- Он самый. Что с ним стряслось?
- Так он в лес подыбал. Там его и жахнули. Ну и все… Подох как миленький твой Манард.
- А кто же его?
- Масоны, видать. Они у нас, едрить, совсем одичали. Да ты сам, миленький, посуди: кто же, кроме них, мериканского полковника жахнуть осмелится?
Гера чуть не подавился бабкиным спиртом.
- Картину не гони! - рявкнул Игорь. - Ты мне, старая сука, понтоваться-то завязывай! Я тебе, блядина, на хер уши поотстреляю! Ты хоть отсекаешь, срань, кто с тобой базары ведет?
Гера, не скрывая удивления, скромно блевал в углу. И так он блевал, и эдак, но удивления скрыть не мог.
- Так бы сразу и говорил, - сказала Настасья. - А то, миленький, ходишь вокруг да около, как дурак, я тебя понять не могу.
- Так кто убил полковника Джона Мейнарда? - сладко повторил Игорь.
- Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит - цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да все-таки патриот. А назюкал его Евсей. И Манард, едрить его, сам дурак. Чё баламутил-то, мериканская его рожа? В один двор зайдет, душу травит, в другой зайдет, как говном польет… Ходит и ходит, словно стыд позабыл. Нехристь он, едрить его в селезенку. Сам посуди, миленький: чем здоровому мужику не живется? А он шастает, как дите малое, и вопросы срамные задает.
- Какие вопросы? - спросил Игорь.
- Дурацкие, - сплюнула Настасья. - Приходит, бывало, и бередит: как, мужики, жужло замутить? А божью росу? Мужики чуть дуба не дали от такой срамоты. Он, дурак, хотел им за это денег всучить. Сам посуди, кто за деньги-то купится? Вот и жахнули его, дурака, чтобы душу не бередил.

Сектант и педрила

Пробуждение было муторным.
Игорь зашел в его комнату без стука и приглашения.
- Как отвратительно в России по утрам, - сказал он вместо приветствия.
- Да, - кивнул Гера. - Жизнь скучна и омерзительна.
- Не все потеряно, брат, не все потеряно… Помни: за нами стоит Москва, а значит, нам есть куда отступать. Сейчас мы выпьем, и я спрошу тебя о главном.
- Спрашивай сразу.
- Хорошо. Ответь мне: мы соратники или попутчики?
- Мы соратники, - сонным голосом сказал Гера.
- Я знал, что ты не откажешь. Наливай, лейтенант.
- Кто? - удивился Гера. - И зачем это наливать?
- Если мы вернемся живыми, тебе присвоют звание лейтенанта, - сказал Игорь. - Это не так легко, но я проведу через отдел кадров. А налить надо по двум причинам. Во-первых, традиция: перед атакой русские шли в баню, надевали белую рубаху, ничего не ели, но опрокидывали чарку за царя и отечество. В смертельный бой, лейтенант, просто так не ходят. На этот счет есть личный приказ Суворова. Во-вторых, приказы старших по званию не обсуждаются.
- Перед смертельным боем?
- Пустяки, - сказал Игорь. - Я дам тебе пистолет, и мы нейтрализуем двух уродов по форме цэ-эф один.
- Это сложно?
- Да нет. Это простая форма: физическое устранение любыми средствами, невзирая на давность вины и проблемы для исполнителя. Традиционная форма для многих служб. Например, для "Моссада".
- Мы будем убивать кого-то живого?
- Разумеется, лейтенант, - улыбнулся Игорь. - Убить мертвого не может даже лучший из мастеров.
- Мы убьем двух местных крестьян?
- Не совсем, лейтенат. Мы убьем одного пейзанина и одну воинственную свинью, сидящую на наркотиках. Видишь ли, пока ты упоенно блевал в углу, я развел старуху на показания.
Из кармана пиджака Игорь вынул маленький диктофон. Вдавил кнопку, и японская штучка заговорила человеческим голосом: "Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит - цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да все-таки патриот. А назюкал его Евсей."
- В суде это не улика, - сказал Игорь, - но мы должны исполнить долг до конца. Нельзя краснеть перед Вашингтоном.
С этими словами начальник протянул ему пистолет.
- Вот это предохранитель, - показал он. - Вот этим движением ты снимаешь с предохранителя. Перезарядить сможешь? Смотри, - Игорь вынул-вставил обйму. - Заурядная вещь, пистолет Макарова.
Евсея нашли в бане. Волосатый мужик лежал на полке и сладко жмурился. Игорь настойчиво попросил Евсея открыть глаза.
Тот с отвращением оглядел вошедших. Вошедшие улыбались: майор - ласково, лейтенант - смущенно. Указательным пальцем Евсей постучался в жорину грудь.
- Ты Николай, что ли? - презрительно сказал он. - Так я тебе покрышку не дам.
- Как не дашь? - удивился Гера. - Все знают, что ты мне должен покрышку. Вот он знает, - Гера показал на Игоря. - Правда, Аркадий? Так почему не дашь?
- Потому что ты, Николай, сектант и педрила, - внятно сказал Евсей. - И чего ты его Аркадием обозвал? Он же не Аркадий.
- А кто же? - обидчиво спросил Гера.
Евсей на пару секунд задумался.
- Такой же, как и ты, сектант и педрила. А Аркадий - он не такой. Разве же это Аркадий? Мы Аркадия пятого числа хоронили. Стал бы я хоронить какого-то там педрилу…
- Майор Бондарев, КэЧээН России, - не теряя улыбки, представился майор Бондарев.
- Ого, - сказал Евсей. - У нас педрилы уже в майорах служат? Все, считай, пропала страна…
- А почему это я сектант? - обиделся майор Бондарев.
- Так ты же в секте состоишь, - Евсей не понял вопроса. - Или ты от сектантов отколупнулся?
- Какой секты?
- Да не помню я, хрен, названия. Знаю только, что перегной воруете. У вас так заведено: кто, значит, честно живет, у того надо перегной украсть. А еще у вас с девками не по-нашему. Тоже, значит, такой обычай.
Гости между тем потели и уже начали задыхаться…
- Давай, что ли? - грустно сказал майор.
- Ну давай.
- А, вспомнил! - радостно закричал Евсей. - Вы же сатанисты.
- Да, - сказал Игорь. - Ты раскусил: мы самые главные сатанисты.
Они чинно поклонились Евсею.
- А давай, - сказал Евсей, - вместе перегной воровать? Мне до зарезу перегной нужен, я без него жить не могу. Я ведь мужчина все-таки. А? Я такие места знаю, где этого перегноя - хоть ложкой жри.
- Дело хорошее, - сказал Игорь, - но чтобы с нами перегной воровать, надо пройти кровавое испытание.
- Это ерунда, - сплюнул Евсей. - Сто раз его проходил. Я ведь мужчина все-таки.
- Ну что, - подмигнул Игорь, - возьмем его в сатанисты?
- Дело нужное, - сказал Гера, - но есть нюанс. У нас на перегной ходят педрилы со стажем. Признавайся, Евсей, откуда ты стаж возьмешь?
- А что, - обиделся Евсей, - я не похож на педрилу со стажем?
Пот катился градом и водопадом…
- Давай попробуем еще раз, - сказал Игорь.
- Ну давай.
- А, вспомнил! - закричал Евсей, снова стучась пальцем в герину грудь. - Ты же вовсе не Николай.
- Почему?
- Ты же мой двоюродный, - расхохотался Евсей. - А двоюродного совсем по-другому кличут. Ты у нас… а как же тебя зовут? Нет, правда, а как? Помню только, что зовут тебя непонятно.
- Искандер я, - подсказал Гера.
- О, точно, - обрадовался Евсей. - Я ведь помню, главное, что ты у нас почти итальянец. А ты, оказывается, Искандер. Помнишь, Искандер, как мы на Черный камень ходили?
- А то!
- А как Маришке под юбку лазили?
- Да-да, - задумчиво кивал Гера, - я помню чудное мгновенье… А помнишь, как мы по Елисейским полям гуляли?
- Такое, брат, хрен забудешь, - сказал Евсей. - Вот поля - так поля. Особенно помню, как дедов мотобот в тех полях утоп.
- А речку-то не забыл?
- Как же нашу речку забудешь? Особенно помню, как тебя Маркиз за задницу покусал, а Варька-то испугалась… Помнишь Варьку-то, невесту свою? Ты ее потом на антенну выменял.
- Так отдашь покрышку-то? - строго спросил Гера.
- Я же тебе ее вчера отдавал. Или это не ты был? Не-а, не ты.
- Не отдашь, хуже будет.
- Покрышку-то? Ее же Николай, сектант, до осени спер. Или я у него. Точно, я. Вместе с тестем твоим. Забыл, что ли? Ты, Искандер, когда Николая встретишь, морду ему набей, а то мне перед ним стыдно.
- Хорошо, набью обязательно, - сказал Гера.
- Сил нет, - прохрипел Игорь, - так давай или не давай?
- Вот теперь давай, - сказал Гера. - Дармовая покрышка нам, как я понял, уже не светит.
Односекундно выхватили оружие: ПМ - лейтенант, маленький револьвер - майор. И огрызнулись огнем - тоже односекундно. Потом еще раз. Евсей рухнул на мокрый пол.
Из четырех дырок, пробуравленных в его теле шустрыми пулями, текла кровь.
- Мертв, - сказал Игорь, - мертвее не бывает. Ты куда стрелял?
- В сердце.
- А я в голову. Славно поработали. Наливай! Что-то я сегодня алкогольно зависимый…
- Да ты с ума сошел, - сказал Гера.
- Но-но, лейтенант, - сказал Игорь, расстегивая свою дорожную сумку и доставая видеокамеру. - Ты мне это самое не устраивай.
Он внимательно отснял весь пейзаж: лавки, березовые веники, струйки крови. Обошел вокруг поверженного Евсея. Снимал, снимал, снимал, сохраняя живописный труп для будущих поколений.
- А на хрена? - спросил Гера.
- Отчетность у нас такая.
- Тогда ладно.
Дверь распахнулась и в баню влетела баба, некрасивая и смешно раздетая: в рыжей куртке, но без белья.
- Суки, - только и сказала она. - Евсеюшку моего…
- Да мы случайно, - сказал Гера. - Нас Николай за покрышкой сюда послал. А так мы ничего, у нас справки есть. Показать?
- Су-ука ваш Николай!
- Это верно, - согласился Гера. - Сука он порядочная. Мало того, что сектант, так еще перегной у людей ворует. Что с него взять: педрила…
- Да вы… да вы… - задыхалась женщина.
- Это правильно, - сказал Игорь, закончив съемку. - Мы вроде масонов, только похуже. Скажи лучше, кто такая?
- Жена, - женщина ткнула пальцем в евсеевом направлении, - того самого…
- Сколько тебе дать, чтоб не возникала? - деловито спросл майор. - Видишь ли, благоверный твой враг народа. Знаешь, как раньше? Враг народа - и все, десять лет без права опохмелки. А на самом деле расстрел. Вот и у нас. Жалко, разумеется, аж мочи нет. Да что поделаешь: служба - она не дружба. У тебя выбор: мы тебе денег, и ты молчишь, или ты молчишь, но уже без денег.
- А почему это мне молчать? - подбоченясь, спросила баба. - Я кричать буду!
Игорь подошел к ней и зашептал в самое ухо. До Геры донеслись обрывки его речей: "блядство тырить"… "комбат на танке"… "дочку надо"… "за грехи, стало быть"…
- Тогда молчу, - сникла баба. - Только денег не предлагайте. С деньгами-то не по-людски.
- Я пошел, - сказал Игорь, пряча камеру в сумку. - Учись, лейтенант. Называется когнитивная психология.
- Я знаю, - признался Гера. - Только так не умею.
Огородами они дошли до Крапивной, небольшой косорылой улочке. Об улицах так не говорят, но другого слова нет. Крапивная была косорылой…
Полдень висел в разгаре, и солнце нежно лучилось над головами. Они свернули, чтобы выйти к реке и брести дальше, до главной улицы.
- Ты плачешь? - с удивлением спросил Игорь.
- Я плачу, - сказал Гера.
- Но почему? Все было так здорово.
- Я, - сказал Гера, - убил человека. Понимаешь? Ты ведь знаешь, я раньше не убивал.
- Да, - сказал Игорь, - сегодня ты убил человека. И это значимое событие в твоей жизни. Мы обязательно его обсудим и обязательно его отметим. Все будет как надо. А пока мы заняты делом.
- Но я ведь теперь убийца, - напомнил Гера.
- Гордись! Ты убил его как настоящий философ.
- Как?
- Я хочу сказать, ты убил его по-нашему: весело и цинично, с улыбкой и без обиды. Ты убил его, усмехаясь, а на такое способен далеко не любой… Ты талантлив, и скоро превзойдешь меня. Убивая, ты любил это мироздание, и мироздание счастливо смеялось, когда ты выбивал жалкий дух из слабого тела… Тьфу, черт, опять говорю красивости. Но все равно - молодец.
- Но он все-таки человек.
- Он козел, - отмахнулся Игорь, - и от него нулевая польза. Вот сейчас польза будет - он сгниет и послужит дивным удобрением для местных земель.
- Но он был жив, - твердил Гера, - а значит, мог измениться. Мог стать великим писателем, художником, музыкантом…
- Великой кучей говна! - рявкнул Игорь. - Прямо не знаю, что с тобой делать. А так здорово начинал…
- Это самое страшное.
- Мудак, - ласково сказал Игорь. - Ты, видать, начитался этих шиздей: Толстого там, Достоевского… Или Соловьева и Бердяевым? Ты, лейтенант, шиздей не читай. Они ведь, падлы, русским людям наврали. Сидели в девятнадцатом веке и врали: кто шустрее, кто отвязнее. Соревновались, поди.
- А кого почитать?
- Хороших философов, - сказал Игорь. - И настоящих писателей. Но это потом. Сейчас, как ты понимаешь, надо размяться.
- Я не стану убивать, - сказал Гера.
- Даже свинью-наркомана?
- У тебя нет людей: сплошные козлы и свиньи!
- Если ты хочешь, я буду называть Пиндара соловьем, - сказал Игорь. - Но решать эту проблему надо. И решать по форме цэ-эф один.

Духовная жизнь

Выжрав поутру миску божьей росы, поросенок Пиндар удобно возлежал на пригорке, подставляя солнцу свой левый бок. На подступах чавкала грязь, слегка прикрытая желтоватыми листьями. Пиндар притворялся, что отдыхал - он, как все знали, лежал в засаде.
За поросенком волочилась слава живой легенды. Пиндар вышел ростом с упитанную овцу, говорил - когда в настроении - человеческим языком, а в бою бывал страшен: поросенок-берсерк, наводивший ужас на местных волков. Главным оружием поросенка были таранный удар и мертвая хватка. Также сплетничали, что Пиндар владел магическим словом. Цвета же он был не розового, а черного.
Район считал Пиндара золотой серединой между национальной гордостью и ублюдком. Но это - в целом. Мнения же разделялись до матов и хрипоты. Пессимисты ворчали, что Пиндар послан человечеству за грехи. Оптимисты верили, что это смельчак и почти секс-символ. Одно время Пиндара хотели выдвинуть в депутаты. Говорил - харизмой вышел.
Самым философским было воззрение Василия Прелого. Умник судачил, что это дух товарища Сталина принял облик простой свиньи, дабы внедриться в жизнь глубинки, хлебнуть народной беды и знать, за что поквитаться со сволочами. И уж совсем некоторые божились, что Пиндар, если захочет, может пророчествовать.
Стоит заметить, что когда Пиндара называли Иосиф Виссарионович, он рычал. Из чего можно сделать вывод, что дух товарища Сталина, к счастью или к беде, но пребывает все-таки в ином месте… Из пророчеств сбылось одно: по весне Пиндар предрек, что у деда Исая рухнет стайка, и стайка с треском провалилась. Однако настоящии миссии так не пророчат.
Добыча тянулась словно магнитом. Не прошло и пяти минут охотничьей лежки, как мимо пригорка пошла девка в цветастой юбке. Девка была румяна, пригожа - прямо загляденье.
"Секс, - подумал Пиндар, - всему голова…" Девку что-то напевала, прыгая по ухабам.
Катерина - а девку случайно звали именно Катериной - приблизись на расстояние одного прыжка. Тогда Пиндар лениво вышел из-за кустов.
- Ой, - сказала Катерина. - Здравствуйте…
- Здорово, Катька, - сказал Пиндар. - Куда это намылилась? На блядки, поди?
- Да что вы! - испугалась Катерина. - Я к Олесе иду.
- Так вдвоем, что ли, на блядки идти решили?
- Нет!
- А придется, - вздохнул Пиндар. - Где наша не пропадала? Раздевайся, Кать, раз пришла.
Катерина покраснела.
- Да ты же свинья!
- Знаю, - сказал Пиндар. - Но это ничего не меняет. Недаром дед Исай нарек меня первым имморалистом.
- Пиндар, зачем я тебе? Ты же еще маленький.
- Да так, - сказал Пиндар. - Давненько голых баб не видал.
- Но зачем? Я ведь женщина, - напомнила Катерина. - А тебе бы крошечку-хаврошевку в самый раз.
- Мне, - сказал Пиндар, - любовные игры по барабану. Ты мне для души понадобилась.
- Это как?
- Душа, Катька, требует, - объяснил поросенок. - Когда душа хочет, хрен ты ее уймешь. Это, Кать, называется духовная жизнь. Слыхала про такую?
- Слыхала, - обрадовалась Катерина. - Нам про нее в школе много чего рассказывали. Так я тебе, Пиндар, лучше спою что-нибудь, если тебе духовно вздрючиться невтерпеж.
- Кого споешь? - презрительно сказал Пиндар. - Я, когда выпью, только битлов слушаю и Ерему. Ерема - это тебе не хрен чихнул… Ерема - Чайковского может. Ну раздевайся, дура, чего стоишь? Ждешь, пока забодаю?
Пиндар угрожающе хрюкнул.
Катя, делать нечего, стянула с себя юбку и кофту. Пиндар поощрительно жмурился и стонал.
- А трусы? - робко спросила Катя.
- И трусы, Катенька, - сказал Пиндар. - Если тебе не трудно, брось их на дерево. И повыше. Вот так, умница… Вот так, моя маленькая…
Бесстыдные глазки буравили ее тело. Бесстыдный воздух обдувал ее, как хотел, как давно, наверное, мечталось в его фантазиях. А бесстыдный холод лапал ее за бедра, за шею, за живот. Катя поежилась.
- Ну зачем тебе это? - всхлипнула она. - Ты же всего-навсего поросенок, хоть и крутой.
- Я, - сказал Пиндар, - так прикалываюсь. Шучу я, Кать. Ладно, иди в деревню.
Катя начала собирать раскиданную одежду.
- Ты мне это брось, - сказал Пиндар. - Ты в деревню без одежды иди. Полезешь на дерево - забодаю.
- Но почему?
- По приколу, - усмехнулся Пиндар. - Иди-иди, там тебя, голенькую, Матвей с мужиками встретит. Накормит, согреет и спать уложит. А потом еще раз уложит. И еще раз. И так до утра…
Поросенок завизжал от восторга: так, видать, понравилась мысль.
Катя, размазывая по лицу соленые капли, тихо побрела навстречу Матвею и мужикам. Бесстыдный холод обнял ее, лаская все быстрее и проникая внутрь, почти до сердца. Катя застонала, сначала тихонько… Но холод уже ничего не боялся. Он хотел ее. Он получал наслаждение, терзая ее, сильнее и яростнее - он дрожал и дрожало катино тело. Он содрогнулся, счастливый, уже кончая… Катя прикусила губу.
Позади захлебывался визгом Пиндар-шутник.
Через пять минут мимо пошел полувековой дядька. Пиндар, нарушив притворный сон, выскочил тому прямо под ноги.
- Здорово, мужик.
- И тебе здорово, животное.
- Ну чего стоишь? Штаны-то снимай.
- Зачем?
- Не твоего ума дела. Снимай, тебе говорят. А не снимешь, горло перегрызу.
- Ну тогда ладно, - покорно сказал мужик. - Так бы сразу и говорил.
Он исполнил просьбу быстро и деловито, не мялся, не переживал, мужчина все-таки, куда ему до недавней барышни.
- Ты штаны-то на дерево забрось.
- Это еще на фига?
- Прикол у меня такой, - нетерпеливо объяснил Пиндар. - Ты только повыше швыряй, чтоб воры не унесли.
Делать нечего, зашвырнул… Удачно так, почти до макушки.
- А дальше-то чего?
- А дальше слушай меня, - сказал Пиндар. - Тут недавно девка голая проходила. Совсем голая - ты хоть понимаешь, мужик? Такое, мужик, раз в году бывает, по большим праздникам. Раз-два, на старт, внимание, марш! Догоняй, едрить твою через пень-колоду!
Мужик, провожаемый свистом свиньи, потрусил в указанном направлении.

Вождь вернулся

- Иосиф Виссарионович! Иосиф Виссарионович! - донесся до пригорка отчаянный крик.
Догоняя свой крик, к пригорку подбегал Вася Прелый.
- Ну чего тебе опять, коммунар поганый? - устало спросил Пиндар.
Тот, на подходе растеряв дыхание, молчаливо-обожающе смотрел на Пиндара.
- Плохо тренируешься, коммунар.
- Ы- ых, - возразил Вася Прелый.
- А точнее?
- Иосиф Виссарионович! - сказал Вася. - Докладываю: на селе английские шпионы. Числом двое. Вооружены и очень опасны. Законспирированы под научную экспедицию. Цель приезда пока не выяснена. Пока все… Жду дальнейших распоряжений.
- Откуда сведения?
- Бабки судачат, Иосиф Виссарионович.
- Если бабки - это серьезно, - сказал Пиндар. - С бабками шутки плохи. Слушай задание, коммунар: найди и загоняй их сюда. Давненько не хавал я английского шпиона.
- Так точно, Иосиф Виссарионович.
- Сколько раз тебе говорить: забудь это имя. Знаешь, дурак, что про твоего Виссарионыча в газетах пишут? Пишут, что это сраный тиран.
- Вас понял, Иосиф Виссарионович, - сказал Вася. - Они не должны догадаться, что вождь вернулся. А насчет газет - это вы правильно.
- О-о, - простонал Пиндар. - Я же сказал…
- Так точно, Иосиф Виссарионович, - сказал Вася. - Отныне буду звать вас Оппортунист.
- Это что? - встревожился Пиндар.
- Это тот мужик, которому вы башку свернули. Чай, не помните уже, Оппортунист, как вы суку-Оппортуниста на чистую воду вывели?
- Я - сука?! - взревел Пиндар.
- Да нет, вы же его политический противник.
- Кого?
- Да Оппортуниста.
- А я тогда кто?
- Вы теперь, согласно вашему приказу, Оппортунист.
- А ты кто?
- Я Вася.
- Ты не Вася, - задумчиво сказал Пиндар. - Ты куда хуже.... А я свинья. Я простая свинья, ты понял?! Но я умная свинья. А ты идиот.
- Так точно, - сказал Вася. - Жду ваших приказаний, товарищ Свинья.
- Катись отсюда, коммунар, - сказал Пиндар. - И чтоб я тебя больше не видел.
- Так точно, товарищ Свинья. Вас понял: отныне поддерживаем отношения через связных. А ловко вы, Иосиф Виссарионович, догадались с партийной кличкой… Сразу видно -
- Катись!

Свинья и Принц

…Наши друзья брели, следуя осторожным подсказкам местного населения.
- Как это - классику не читать? - бормотал себе под нос Гера. - Совсем, что ли?
- Помнишь легенду о Последней Свинье? - спросил его Игорь.
- Откуда?
- Ах да, вы же не проходили… Про Кали Югу-то, надеюсь, слышал?
- А то! - сказал Гера.
- Легенда о Последней Свинье входит в большое предание о Кали Юге. Это, чтоб ты знал, самая страшная ее часть. От народа, лейтенант, такие вещи скрывают… Значит, так: когда мир погрязнет в хаосе и распаде, и подлинные ценнности будут преданы, и подонки окажутся на коне - вот тогда придет ее время. Ростом она будет с быка, из пасти ее будет вырываться пламя. Другие же говорят, что ростом будет до неба, а из пасти будет дуть отравленный ветер. Вытопчет она все посевы, опустошит амбары и погреба. Прошибет она городские стены. Осквернит она храм. Возляжет на базарной площади и велит себе поклоняться. Потребует она от людей тройную жертву себе - ум, честь и совесть. И отдадут ей люди ум, честь и совесть. А кто усомнится в ней, принесет ей в жертву первого сына. И будут от нее по всей земле мор и землятресения. Испражнения ее затопят поля. Хохот ее сотрясет основы. И велит она строить вторую Вавилонскую башню. Но это не главное… Знаешь, зачем Последняя Свинья придет в мир?
- Мы это не проходили, - ответил Гера.
- Она придет, чтобы сразить Золотого Принца. Они будут долго биться, но Свинья победит. И как только погибнет Золотой Принц, время повернет вспять, и все люди погибнут в огненном смерче.
- А откуда возьмется Золотой Принц?
- Многие говорят, что это будет последнее воплощение Будды. Вообще, никто не знает таких вещей: откуда возьмутся Свинья и Принц. Карл Юнг сказал бы тебе, что они возьмутся из коллективного бессознательного, но разве это правда?
- Зато понятно, - сказал Гера.
- Христианство украло эту легенду, - продолжил Игорь, - но многое поменяло в ней. Многие дела Последней Свиньи забылись, но ей тут же приписали новые. Сама она у христиан называется сокращенно - Зверем. Иногда вместо имени называется ее статус.
- У нее есть статус?
- Конечно. Библейский статус Последней Свиньи - Антихрист. Как говорится, коротко и со вкусом.
- Неужели ты думаешь, что Пиндар…
- Брось ты, - сказал Игорь. - Пиндар - заурядный пророк Последней Свиньи. Скоро такие будут на каждом шагу: ведь Кали Юга, как ты знаешь, в самом разгаре.

 

продолжение