| | | | | ||
| Новости | Писатели | Художники | Студия | Семинар | Лицей | КЛФ | Гости | Ссылки | E@mail |
|
|  | | | | | ||
|
Эдуард РУСАКОВ
ЛЮБОВНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ ДОКТОРА ЧАЙКИНА
отрывки из повести
С горестью, с испугом, но я уже начинаю учиться говорить себе: застегни свою душу… это так же неприлично, как расстегнутые брюки…
ДЛЯ НАЧАЛА Мой герой, о котором я хочу рассказать, жил и умер в те давние годы, которые принято называть застойными. Для кого-то – застой, а для меня и моих ровесников – золотая пора нашей юности, лучшие наши годы, время первой любви и последней надежды, время социальных фантазий и сексуальных авантюр… Наше время! И оно останется с нами, и у нас его никому не отнять. Да, мы были рабами системы – но мы были свободны в своей бесшабашной любви, в безоглядном хмельном распутстве. Судьба свела меня с Чайкиным еще в студенческие годы, а после окончания медицинского института мы вместе приехали в глухую деревню, где проводили долгие вечера в шумных застольях, а позднее, отбыв трехлетнюю трудовую повинность, мы встречались неоднократно и в городе. Я был его многолетним спутником, собутыльником и душеприказчиком, а в некотором смысле я являюсь и его духовным наследником. Вот и все предисловие. А теперь – окунемся в прошлое. ФЕНИКС ИЗ ПЕПЛА. **** ПОРТРЕТ ГЕРОЯ. **** ДУША ГЕРОЯ. **** ПРИЧУДЫ ГЕРОЯ. **** ЗАЯЧЬИ СЛЕДЫ. **** ПО ПОВОДУ БРЮШНОГО ТИФА. **** НАРКО-КИЧ. Был недолгий период, когда доктор Чайкин работал наркологом в загородной противоалкогольной больнице. Под началом Маркизова – знаменитого в ту пору на всю Сибирь борца с зеленым змием. Это был тот самый Маркизов, у которого, как вы помните, дочь спилась. Да, такой вот печальный парадокс: отец – нарколог, а дочь – алкоголичка. А Чайкин, между прочим, был ее тайным любовником. Он ее, между прочим, и совратил. И споил, между прочим. Как бы между прочим. В ту пору Чайкин был правой рукой Маркизова, его неотступной тенью. Умели работать, умели и отдыхать. Вот – для примера – одна из тогдашних премьер беспримерного нарко-премьера. Завтрак на траве. Точнее ужин. Дивный пейзаж в позолоченной раме: отлогий берег могучей сибирской реки, теплый летний вечер, золотое закатное солнце, а под шатром корабельных сосен, в кружевной тени белоствольных берез, на душистой (духмяной? духовитой?) траве-мураве, раскинувшись в непринужденных позах, в доброй товарищеской обстановке, завершают ответственные товарищи свой товарищеский ужин, щедро и гостеприимно организованный товарищем Маркизовым. – Не пара ли нах хаус?– произносит один, наиболее ответственный товарищ.– Поздненько уже. – Да куда же вы на ночь-то глядя?– возражает Маркизов.– Моя дача – в вашем распоряжении. А пока – предлагаю еще по рюмочке. Коньяк армянский, другого не держим. – А кто это там плывет?– восклицает вдруг другой ответственный товарищ.– Что еще за русалки? – Маркизов переглядывается с Чайкиным, тот подмигивает лукаво. А ответственные товарищи смотрят на реку и видят: ма-а-аленький плотик, плавно текущий вниз по течению, совсем близко от берега, а на плотике – две за-а-амечательные кр-р-расавицы в купальных костюмчиках. – Помогите! Спасите!– кричат, веселясь, красотки.– Не можем причалить! Потеряли весла! Спасите! – Чайкин, голубчик,– озабоченно произносит Маркизов,– а нет ли у нас моторной лодки? – Лодка уже готова! – Так чего же ты ждешь? – Ваших руководящих указаний! – Полный вперед!– кричит Маркизов.– Отдать концы! Лодка мчится как бешенный сказочный конь. Мотор "Вихрь-20". Доктор Чайкин, осыпаемый алмазными брызгами – стоит во весь рост – ясноглазый, худой, загорелый. Герой-победитель. Сказочный витязь. Садко! Лодка летит, взрывая лазурные волны, лодка летит. Вот и плотик. На абордаж! Пьяненькие русалки – брюнетка, блондинка – дружно падают в объятия отважного спасителя. Автор сценария – он же, Чайкин, неистощимый выдумщик. Вот и берег. Вот и махровые халаты для продрогших русалок, вот и дача, и ром, и коньяк, и суетящиеся ответственные товарищи, и похотливый блеск начальничьих глаз. – Ты-ы-ы моя мелодия-а-а!..– надрывается магнитофон. Лоснятся губы словно сливы. Глаза – соленые маслины. Поет немыслимый Муслим. Соц-кич! Сюр-кич! Нарко-кич! Фавны и русалки. Мифы и легенды застойной эпохи. …а когда все фавны и русалки были пьяны в сиську, в стельку и валялись в отрубях – неугомонный Чайкин взнуздал моторную лодку и помчался по ночной реке в город, к дочери ничего не подозревавшего Маркизова, той самой Ирочке, которая, как вы помните, вскоре спилась и начисто пропала. – Привет! Вот она, Ирочка,– киса зеленоглазая, носик кверху, губки припухшие, особенно верхняя, будто укушена пчелкой, небрежная челка, склоненная набок головка, а смотрит с лукавым прищуром, а ходит и прыгает мягко, легко, невесомо, неслышно, пушисто пружинно, опять же как киса, коварно и вкрадчиво, ласково и настойчиво, кошечка, киса, кисуля, красненький язычок, вся из себя такая фирменная, в голубеньких джинсах и замшевой безрукавочке, с книжкой в руке (Артюр Рембо!), с сигаретой в зубах, ах, Ирен, тебе вредно курить. А пить? Тем более, вредно. Для юного семнадцатилетнего неокрепшего организма – алкоголь особенно опасен. Яд в квадрате. Потому что, как утверждают врачи и ученые, которые бросили пить, ЛОБНЫЕ ДОЛИ ГОЛОВНОГО МОЗГА У ЧЕЛОВЕКА ОКОНЧАТЕЛЬНО ФОРМИРУЮТСЯ ТОЛЬКО К ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕМ ГОДАМ,– а тебе, ненаглядная, еще восемнадцати нет. Ирочка-копирочка, сладенькая дырочка, губки коньячно блестят и шоколадно благоухают, девочка, нежно хрустящая, чуть горьковатая, раковая шейка, роковая, рисковая, жутко раскованная, выходящая из ряда вон, звезда факультета, супер-звезда, вылетающая из ряда вон, некогда восходящая звезда балета, не взлетевшая выше кордебалета, пока еще не отличница, но уже переутомленная собственным отличием, завсегдатайша студенческих, и не только студенческих, тусовок, пирушек и пикников. Вот она – пьет золотистый коньяк из папашиной антикварно-хрустальной рюмки, жмурится от удовольствия, мягко падает на диван, закрывает глаза, раскидывает руки и ноги – – Добро пожаловать, Чайкин! – и сладко вздыхает и расслабляется: – Ах-ха-ха…– такая вся из себя юная, свежая – виноградинка в холодном шампанском, горькая вишенка в сладком ликере – нежно-палевая, лилово-сиреневая, чайно-розовая, пепельно-серебристая, мерцающая зеленоватыми глазенками в вечернем комнатном полумраке. А у Чайкина – эротическая одышка, готовность номер один. И-и-и, начали! Понеслась душа в рай! ТРЕПЕЩУЩАЯ ТЕМА. **** |
|
| | | | | | ||
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРЕПЕЩУЩЕЙ ТЕМЫ. …я нуждаюсь в любовницах – не в любви! Я сгораю не от любви, а от любопытства. И вообще, если хочешь быть свободным – избегай душевных привязанностей. И не верь ты этим сиренам! Рассказать тебе один недавний случай? Как говорится, из личной практики… Зашла ко мне как-то одна подружка, по любовной нужде. Занудная, между прочим, особа, с претензиями. Любит на возвышенные темы беседовать. Про Сартра, про Пикассо, про экзистенциализм и прочую хреновину. Присядь, говорю, отдохни. – От чего же мне отдыхать?– лепечет интеллектуалка.– Я совсем не устала. Но послушно присела на край кровати, и я, как водится, опрокинул ее навзничь и, как бы играя, как бы шутя, стал ее раздевать. Чувствую – коленки ее дрожат, животик трепещет…ах ты, мой маленький рай, мое простенькое блаженство. И вот – расстегнул я ей молнию на юбке, крючки на блузке, и помог ей снять, все это обмундирование. Потом снял с нее шелковую сиреневую рубашку и отбросил в сторону. Потом снял лифчик. Потом – трусики… Но что это?!– На ней оказалось надето какое-то нелепое трико… Я тут же стянул его. Но на ней оказалась еще какая-то длинная сатиновая сорочка. Что такое?! Гостья лежала, прикрыв глаза, веки ее трепетали. Я быстро стянул и сорочку. Но под ней оказался еще полосатый жилет и красные кумачовые шаровары. Мне стало страшно. Спокойно,– сказал я себе,– спокойно… Я снял с нее жилет, и шаровары. Но под ними оказался надет мягкий и полупрозрачный нейлоновый комбинезон. – Что за шутки?!– завопил я, содрогаясь от бешенства и нетерпения. Она лежала, прикрыв глаза. Я сорвал с нее комбинезон. А там оказался еще… Я сорвал… Но на ней… Я совал и это… А там опять… Я сорвал… я сорвался… я задыхался от злости! Я срывал и срывал с нее тряпки, и не было им конца, я срывал и срывал и срывал, и расстегивал, и расшнуровывал, и развязывал, и срывал – словно чистил луковицу! – Да ладно уж, хватит тебе,– прошептала она, не открывая глаз. И встала на четвереньки, склонилась надо мной, высунула длинный розовый влажный язык – и стала старательно и нежно вылизывать мое потное лицо. Я лежал, скованный ужасом. А она все лизала меня своим шершавым языком, мои щеки и губы, и лоб, и дрожащие ноздри, она нежно касалась кончиком языка мочек моих ушей, она лизала меня и мурлыкала как кошка… Впрочем, это и был мой кот! Мой огромный рыжий котяра! Он сидел на моей груди, он утробно мурлыкал и нежно лизал своим влажным и розовым и слегка шершавым языком мое потное и застывшее от страха лицо, и глаза его были зажмурены от удовольствия… ЖИЗНЬ КАК СОН. **** ПОХМЕЛЬЕ. **** ОТ АВТОРА. **** ФИНАЛ. А Чайкин – пропал, погиб. То есть, в самом буквальном смысле. Однажды он оказался на железнодорожном виадуке – рано утром, возвращаясь от чужой жены, очередной своей пассии. Автобусы еще не ходили, вот и пришлось идти пешком. Чайкин остановился посреди виадука – и посмотрел сверху вниз, на рельсы. Виадук вздрагивал и слегка раскачивался. Гудели ранние электрички, проходили пассажирские поезда, гремели-грохотали товарняки, груженные лесом бракованными комбайнами. Чайкин облокотился о перила и долго смотрел на все это грохочущее разнообразие. Кто-то тронул его за плечо. Чайкин обернулся – и увидел перед собой странного мужчину, неряшливо и как-то театрально одетого. В сюртуке, в пышном галстуке, повязанном бантом. Волосы его были черны и всклокочены, на плечи накинут грязный замызганный плащ. Что за бич? Человек этот пристально смотрел на Чайкина. Взгляд его немигающих глаз был откровенно безумен. Тонкие губы змеились в усмешке. – Что вам нужно?– спросил Чайкин. – Подайте нищему духом,– сказал незнакомец и протянул бледную руку за подаянием.– Подайте ветерану холодной войны!.. Чайкин порылся в карманах, отыскал монетку – и положил на грязную ладонь. И, прикоснувшись, вздрогнул – холодна, как у мертвеца, была эта рука. А нищий продолжал пристально вглядываться в испуганное лицо Чайкина. – Чего смотришь?– криво улыбнулся нищий.– Не жди… уж я-то тебе не подам. Не дождешься. Ни гроша надежды! Так и подохнешь в нищете… Все это – твои лишь мечты… Сказки, фантазии, грезы… Распутство безбожного ума… Не дождешься! И пошел прочь. – Постойте!– окликнул Чайкин.– Кто вы? – Я Гофман!– крикнул незнакомец, стараясь перекричать грохот проходящего внизу поезда, и захохотал: – Я Гофман! Не веришь? А ты приглядись! Я Эрнст Теодор Амадей!.. – Нет, правда, ну кто же вы?!– кричал ему вслед Чайкин.– Да постойте же! Нищий быстро удалялся, издалека словно эхо донесся насмешливый голос: – Я Гофман! И скрылся совсем. Чайкин стоял на виадуке и безуспешно пытался осмыслить происходящее. Он терял ощущение своей связи с миром, он чувствовал, что опять ничего не понимает. Снова жизнь задает загадки! Снова начинаются романтические фокусы! И не только люди притворяются в этом мире – сама природа симулирует на каждом шагу. Притворяются загадочными облака, пронизанные лучами восходящего солнца… притворяются таинственными темные кусты вдоль железнодорожной насыпи… и даже оранжевые глаза пробегающей собаки таят в себе некую мнимую тайну… – Надоело!– крикнул Чайкин.– Не верю во все это! Плевать я хотел на вашу романтику, на вашу мистику, на все ваши тайны! В гробу я видал мировую косметику! Морда мира покрыта прыщами! Меня тошнит от ваших заклинаний, от ваших песен, от ваших подтекстов, от ваших дешевых загадок! И в знак окончательного пренебрежения он расстегнул на брюках молнию – и стал демонстративно мочиться с виадука вниз – на всю эту якобы таинственную землю, на все это замечательное благословенное пространство. И вот тут-то пришло возмездие за кощунство! Прозрачная золотая струя едва успела коснуться проводов с током высокого напряжения (а ведь всем известно – всем, кроме Чайкина,– что вода – прекраснейший проводник) – и могучая сила электрического тока ударила снизу вверх в чайкинский многогрешный орган,– как это, бишь, у классика?– "в надменный член, которым бес грешил…" – и насмерть поразила великого блудодея и сластолюбца. Он умер, даже не успев испугаться. Ну, что тут еще скажешь?.. Мир праху твоему, Чайкин. Спи спокойно.
1967г.–1987г.
Опубликовано: "Енисей" N211
|
 |  |  |  |  | | ||
| |||||||
| |||||||