Новости | Писатели | Художники | Студия | Семинар | Лицей | КЛФ | Гости | Ссылки | E@mail
 

 

 

 

 

 

 

 

Гамлет АРУТЮНЯН

 

ДРУГ ГОРАЦИО

 

стихи из сборника

 

Бедному Йорику посвящается...

 

ШАМПАНСКОЕ У КУЗНЕЧИХИНЫХ

Ах, как горько!
Ах, как сладко!
Да на кухоньке,
в тиши.
Что ж, Сереж,
махнем украдкой,
по единой,
для души.

Без души
никак нельзя нам.
Без души -
считай пропал.
Бог хранит Арутюняна,
он в ментовку не попал,

Там у этих
честных граждан,
без того
полно хлопот.
Ну, да бог с ним,
да неважно.
Дел и так
невпроворот.
Что там повесть
иль роман...
Вновь стакан
налит по венчик.
Вот стихи,
уж точно лечат,
пролетариев всех стран.

Что взгрустнул ты,
старина?
Меланхолию разводишь.
У меня прекрасный кореш
и прекрасная страна.

И в тиши волшебных окон,
в явь зимы погружены.
Мы сидели, как Софоклы.
Мы глядели, как луни.


Год прошел,
да бог с ним, с годом.
Впереди ведь
уйма дел.
Почему же, принародно,
ты так быстро поседел?

Может, время -
золотое.
Может, время -
серебро.
Снова нас на кухне
двое
и заточено перо.

Под окном стоит ругаясь,
нас заждавшийся Пегас.
Он нас мигом оттартает
в ту страну, на тот Парнас.

Где мы вовсе не бывали.
А бывали - все не там.
Нас прости , Валюша - Валя!
И не верь, не верь словам.

Вот поэтому
так горько,
да на кухоньке,
в тиши.
Ну, Сереж,
плесни, как Горький,
по единой,
для души.

 

* * *

Олегу Корабельникову

В самый трудолюб.
Гениальный усыпитель.
Всех болящих исцелитель,
Всех мирянок любогуб.

Околдован Рождеством.
Заплутавший в песнях Пасхи.
Ты на мир глядишь с опаской,
и жалеешь старый дом.

Мир всегда молился Богу.
Мир всегда вставал с колен.
Были поздние итоги
И конечно женский плен.

Я хочу чтоб все продлилось -
Крылья детства, Спаса взгляд…
Где слились покой и милость,
Там и счастье, говорят.

 

СЫНУ

Ах, Олежечка, Олежка -
весь искусан комарами.
И кедровые орешки
ты даешь расщелкнуть маме.
Ты еще совсем мальчишка,
ты еще не ходишь в садик.
Ты еще читаешь книжки
вверх-ногами, рвешь тетради.
Ты еще рисуешь солнце
неуверенной рукою.
Ты еще глядишь в оконце
и не ведаешь покоя.
Ты под вечер мчишься к маме,
говоришь, что там бабай.
Там же тополь жмется к раме,
шепчет тихо: "Засыпай!"
Все пройдет. Ты станешь взрослым.
Будешь сам щелкать орешки.
Все пройдет. Все будет после.
Ах, Олежечка, Олежка.

 

* * *

Душа незрячая, немая,
И оттого всегда болит
Живет и не подозревает,
когда и где заговорит.
Когда и где? В какую полночь?
Проснется, вспомнит, что жива.
И полетит туда, где полюс
иль мельничные жернова.
Себя тихонько перекрестит
и ляжет в белую кровать.
Устав от чьей-то грубой лести,
устав за полночь рифмовать.
Чтобы проснуться в мире громком
усталой женщиной. В сердцах
позвать беспомощно ребенка,
прервав ночной холодный страх.

 

БЛАГОДАРЕНИЕ

Спасибо, что не бросила
мать сыра-земля.
Спасибо, что не бросили
меня учителя.
Спасибо, что не бросила
меня моя подруга.
Спасибо, что не бросила
меня моя округа.
Спасибо, что не бросила
меня моя деревня.
Спасибо, что не бросили
меня мои деревья.
Спасибо, что не бросила
меня моя река.
Иду дорогой долгою
и тянется строка.
Когда ж идти устану,
то, голову склоня,
печальными устами
скажу: "Прими, земля!"

 

Т А Н А Ч И-II

С. Д. Кузнечихину

А на речке Таначи
Кузнечихин не ворчит.

Кузнечихину везет.
У него во всю клюет.

То ленок, то хариус, -
вспомнит архивариус.

Кореш архивариус,
смуглый сам, как хариус.

А расхристанный таймень,
утянул блесну и в тень.

В тень, тень, глубину,
там гуляй себе по дну.

Вот теперь на Таначи
Кузнечихин поворчи.

Коль тебе таймень не лень,
то гуляй себе таймень.

Хошь, иди на бюллетень,
бюллетень себе таймень.

Я ж на речке Таначи,
буду вас блесной лечить.

 

ДЕЛЬТУЛА

П. Ф. Добрицкому

Стремиться вниз -
быстрее, к устью.
Бросать блесну
в пороге диком.
Бояться,
если лодка спустит.
Тогда кричи,
звериным рыком .

Но, слава богу,
миновали,
ножи камней
остались сбоку.
А после враз
зарифмовали,
икру сига
и водки стопку.

Быстрее к устью Дельтулы.
В кустах остались комары.

Они сидят в своей засаде
и ждут заветного тепла.
Тепла так мало. Дождь заладит.
И так до самого утра.
Но где же, где же Дельтула?

А Дельтула была, как пава,
в изгибах ровных берегов.
Нам Дельтулы не доставало,
ее стремительных ленков,

ее задиристых тайменей
и взмахов щучьего хвоста...
И сны таежные - знаменьем,
нас посещали неспроста.

Светилась матово береста,
темнели хрупкие кусты.
Быть связчиком совсем непросто,
Сбежав от городской черты.

Быть связчиком, особый случай.
Не каждому дано им быть.
Быть связчиком, нет счастья лучше -
когда тебя не заменить.

И забывается тревога,
когда все связчики в кругу...
Кильватером уходим строго,
костер дымит на берегу...

Мы рассмотрели Дельтулу,
но только с птичьего полета.
Мерцала листьев позолота -
мы возвращались вновь к теплу.

 

РЫЖЕЕ МОЛОКО

Брату Володе

Опять тоскую в Ярцеве,
где божья благодать.
Нелетная погода,
лишь повод грустным стать.

И вспомнить про рыбалки,
и про былые дни.
Мне этих дней не жалко.
А выпил, так усни.

Проснуться старовером,
(так ведь не пьют они).
Здесь комары , так веером
и мошек табуны.

И можешь государством
отсюда управлять.
Вот только б не сказали,
откуда этот тать.

Откуда этот морок.
Уже спасенья нет.
И жизнь пошла за сорок,
за сорок грустных лет.

И рыжее коварство
глядишь , несут опять.
Кто правит государством
теперь уж не понять.

Довольно о политике,
(уж лучше про ершей).
Сдаюсь. Согласен. Выпейте.
Гоните нас взашей.

Развейте тучи бренные,
(всему виной они),
А, впрочем, будешь в Ярцеве,
братишку вспомяни.

 

 

 

 
 

 

 

Опубликовано: сборник "Друг Горацио"