Сергей
ФЕДОТОВ

Досье

Книжная полка

Легок на помине

Не в своей тарелке

Полтергей, тс-с

Сергей ФЕДОТОВ

ЛЕГОК НА ПОМИНЕ

рассказ

Леночка Синицина знает много примет. Красные облака на закате — к ветреной солнечной погоде. Пузыри на лужах — к затяжному ненастью, а дым столбом — к ведру.

Погоду можно предсказывать по животным. Кошка стену дерет или хвост лижет — к плохой, а вот лапы — к хорошей. Вороны и галки высоко забираются — к осадкам, с ласточками же наооборот. Перед дождем лягушки квакают, жуки жужжат, черви наружу выползают. Комары толкутся, кучкуются — можно сено косить, не подмокнет. Но не вздумай косу брать, если сыч по ночам кричит. Черная и пестрая корова впереди идут — к осадкам, белая и рыжая — к ведру.

Перед дождем многие цветы закрываются, и соль волгнет. Но приметами Леночка не пользуется. Не толкутся в городе комары, не кричит сыч по ночам. А в реке нет лягушек. И с коровами трудновато. Поди разбери, какая из них там, за городом, вперед норовит выйти?

Много огорчений доставляет любимая кошка. Лижет себе без зазрения совести лапы и хвост, а стены не дерет, когти о ковер точит. Вот и пойми, что она этим сказать хочет?

Старых ран и ревматизма у Леночки к ее сожалению нет. Приходится обходиться барометром и прогнозом погоды. И когда прогнозы совпадают с хорошей погодой, девочка начинает приставать к маме. Уговаривает пойти посмотреть на звезды. Если мама не очень занята, и по телевизору нет интересных передач, она соглашается. Синицина собирает дочку, укутывает потеплей, и в сумерках на троллейбусе они едут до пустыря.

На пустыре нет фонарей, но мама с дочкой темноты не боятся. Ведь над их головами звезды. Синицины неплохо разбираются в созвездиях. Есть у них хороший, дорогой бинокль. Они отыскивают в небесах одну-единственную, близкую звездочку. Висит она низко, часто милый ее свет забивается электрическим заревом недалекого микрорайона. Если же звездочку видно, радости дочки и матери нет границ.

— Смотри, Леночка, — говорит мама и никогда не плачет, — а вот и твой папа — Василий Петрович.

— Папочка, — просит девочка, — возвращайся к нам.

Но Синицин В.П. никогда не вернется. Как объяснил папин приятель, астрофизик Самсонов, Василий Петрович прекратил свое существование, превратившись в звезду — белый карлик. Пусть и карлик, он все равно дорог супруге и дочке.

* * *

Проксима из созвездия Центавра, как утверждают ученые астрономы, — ближайшая к Солнцу звезда. На одной из ее планет с непроизносимым по законам нашего языка и невоспринимаемым ухом названием установлен памятник землянину. Белым золотом по золоту черному на постаменте выведено: “Первому контактеру, глаза бы его не видели!” — если локационные органы перевести как глаза.

Местные жители, центавры — а самоназвания нам все равно не выговорить! — владеют искусством телепортации. Наловчились друг друга в пространстве мгновенно перемещать. Для этого один центавр должен только захотеть увидеть другого, а второй хотя бы неосознанно на свидание согласиться.

С незапамятных времен центавров, которых легко телепортировать, называли легкими на помине. Встречались и тяжелые на подъем. Бывали и вовсе нетранспортабельные. Такие вымерли в суровых условиях борьбы за существование вида. Желаешь его увидеть, а он и с места не двинется. Но в одиночку род не продолжишь, сами понимаете.

При телепортации очень важно уметь сосредоточиться на желании увидеть кого-либо. И тут не обошлось без виртуозов и неумех. Первые ценились. Во время охоты, покорения опасных путей или губительных звездных смерчах их берегли. Ставили в сторонку для страховки неумех, которых и посылали в самое пекло.

Произошло расслоение. Разумные разделились на желанных и не желанных. К неумехам относились с подозрением. Считалось, что они просто не желают переместить попавшего в беду соплеменника — вызволить из пропасти или перенести подальше от пасти хищника. В некоторых, наиболее диких племенах нежеланных просто убивали. Боролись с эгоизмом.

В пример неумехам ставили желанных — виртуозов желания. Вот уж кто частенько выручал в минуты опасности прочих представителей рода разумных. На неудачи виртуозов, спасавших малоуважаемых сородичей, смотрели сквозь пальцы (дословный перевод: локация сквозь клешни).

Так и сложился современный генотип хозяев планеты.

Наступила эра освоения космоса. И выяснилось, что запустить корабль с центавром на борту практически невозможно. Едва космолет выйдет на орбиту, а то и раньше, пока стоит на стапелях, кто-нибудь из оставшихся не выдержит.

— Жаль, что рядом с нами нет сейчас героя космоса, — вздохнет он. — Выпил бы с нами аш два о да закусил натрий хлором! То-то бы погуляли...

И в ту же секунду пилот оказывается на дружеской пирушке. Здесь он испытывает пусть не космические, но тоже сильные перегрузки. За ним наперебой ухаживают, каждый норовит из своей чаши угостить. А космонавт не виноват, что долг не выполнил. Желание-то лететь у него есть, но и вернуться хочется. Для того и идет на риск, чтобы потом другим рассказать как дело было.

Центавры призадумались: что делать? Приказать, дабы никто не смел желать возвращения пилота — невозможно: на каждый роток не накинешь платок (дословно: желает всяк, а проверь — кто и как). Другой выход — отыскать нетелепортируемых центавров. Провели всепланетное обследование, но таких не нашли. Вымерли неподъемные на ранних этапах. Тогда кто-то предложил вырастить героя пространства с моральными принципами: “Хоть куда, лишь бы подальше отсюда!”

— Да этакий выродок и возвращаться не захочет! — возмутились патриотически настроенные массы.

Отвергли и анабиоз: спящего космонавта полезным членом общества не назовешь. Это, скорее, ненужный балласт, а не хозяин космических пучин. Зачем на такого топливо зря переводить? Оставался единственный путь: запуск автоматических станций. Центавры отправили к ближайшим звездам серию беспилотных кораблей-разведчиков. Два вышли к солнечной системе. Один стал принимать земные радио- и телепередачи, второй ретранслировать их в сторону Проксимы. И через четыре с небольшим года радиоволны доставили волнующую весть: обнаружены братья по разуму!

Очень понравилась центаврам удивительная образность, поэтичность земных языков. Выражения “в свете решений”, “весомый вклад” и другие, такие же метафорические, подхватила вся планета. Сочинялись стихи, распевались песни. Часть тела выше ног иначе чем “вышестоящие органы” теперь никто не называл. Высшую премию глобовидения единодушно присудили картине “Ширится размах”. Еще бы! Да любой центавр только глянет на произведение ранее неизвестного творца, как сразу всеми фибрами души начинает стремиться к дальнейшему расширению размаха.

На поверхность Земли тем временем опустились зонды. Взяли пробы воздуха в мегаполисах, поселках, тайге и пустыне. Результаты замеров обескуражили. Оказалось, что земляне дышат тем же кислородом с азотом, но жить не могут без токсичных с точки зрения центавров примесей в атмосфере. Они строят гигантские фабрики по производству дыма и копоти. А чтобы выжить там, где нет стационарных наполнителей воздуха, пользуются передвижными климатическими установками — автомобилями.

— Странные эти земляне! — удивлялись на Проксиме.

Но пора было вызывать гостя. Отобрали виртуозов из виртуозов, для которых телепортировать — что раз плюнуть. И специальную камеру для землянина приготовили, чтобы не задохнулся без копоти. Сами входили в приемную в скафандрах.

Центавры, закинув вторую ногу на третью и сверкая хромированными суставами, сидели перед экранами, смотрели телепередачи на всех каналах и призывали явиться, космической пылью не запылиться, Джеймса Бонда, Штирлица, видных политических деятелей и вообще всех подряд. В поте лица трудились в рамках программы “Контакт”, готовые перенести любого телегероя.

— До чего же поэтична эта “рамка”! — восхищались на всех уровнях населения Проксимы.

Но результаты усилий равнялись нулю. Призывы виртуозов оставались гласом вопиющего в галактической пустыне. Утешало одно: центаврские лингвисты обнаружили в русском языке аналог понятию “легок на помине”. Группу усилили русистами.

Однажды, когда наиболее нетерпеливые начали уже поговаривать о “свертывании программы” — еще одна изумительная поэтическая находка! — в задымленной комнате для контактов все-таки возник долгожданный двуногий носитель разума.

— С чувством глубочайшего удовлетворения разрешите приветствовать вас, дорогой Василий Петрович, на нашей дружественной планете, — голосом диктора Центрального телевидения обратился к нему специалист по русскому языку. — Выражаем надежду, что встреча пройдет в атмосфере дружного взаимопонимания!

— Где я? — спросил землянин.

Ему объяснили, что находится он на планете Проксимы из созвездия Центавра. Что аборигены уже давно пытаются вступить в контакт с разумными обитателями Солнечной системы. Что в данной камере постарались воспроизвести наиболее благоприятную для землян атмосферу.

— Да здесь же буквально дышать нечем! — возмутился Василий Петрович и закашлялся.

Центавры забеспокоились, попросили контактера высказать “конструктивные предложения по улучшению атмосферы сотрудничества”.

— Уберите дым!

Пока отключали синтезаторы серных, фторных, свинцовых и кислотных паров, пока спорили — пускать ли по кругу пиршественную чашу соленой воды, контактер исчез.

— Помянули, — объяснил руководитель программы “Контакт”.

— Сейчас верну, — пообещал русист и произнес ставшую крылатой формулу телепортации землянина.

— Почему разъединили? — спросил, возникая в камере, Василий Петрович, будто речь шла об обычном телефонном разговоре.

— Помянули не вовремя, — растолковали ему. — Видимо, платформа ваших конкретных действий входит в сферу жизненных интересов землян. Мы решили подхватить эстафету и взяли повышенные обязательства ударным трудом внести весомый вклад в рабочее ускорение наведения мостов между двумя звездными системами.

Внесли кресло для землянина и “круглый стол переговоров”. Начался обмен информацией. Договорились обо всех проблемах поговорить без спешки.

— Тише едешь, дальше будешь, — сказал Василий Петрович.

— Медленно желание, скора телепортация, — перевел русист для зрителей глобовидения.

* * *

Познакомились Петя Синицин и Катя Иванова. Решили культурно отдохнуть в одноименном парке. Обозревали окружающую индустриальные окрестности среду с колеса обозрения, хохотали в комнате смеха.

— Ой, у меня прямо ноги отнимаются, — схитрил Петя и увлек хорошенькую спутницу на скамейку, укрытую от нескромных взглядов цветущей черемухой. Синицину хотелось целоваться.

— Боюсь, как бы от этого не родился Василий Петрович, — испугалась Катя.

— Легок на помине, — растерянно признался Петя, когда ровно через девять месяцев вручили ему в родильном доме перевязанный голубой ленточкой сверток.

Папины слова оказались пророческими. В этом счастливые родители убедились, едва Вася на ножки стал.

— Ну куда ты папиросы положил? — спросит, допустим, Катя. — Не дай бог, Василий Петрович до них доберется...

И договорить не успеет, а Вася уже пачку разорвал, табаком рот набил и ревет в три ручья.

— Смотри, чтобы Василий Петрович не обжегся, — скажет в другой раз супруг под руку гладящей белье Кате, а сын уж тут как тут: утюг цапнул и голосит во всю ивановскую.

Решили родители не поминать всуе васино имя. Да разве удержишься? На то и существует закон “белого медведя”, которого нельзя не упомянуть, если это строго-настрого заказано. Купит Катя сыну подарок, чтобы подарить как сюрприз, да обязательно обмолвится:

— Только бы Василий Петрович не подсмотрел...

— Чего ты прячешь, мама? — как чертик из коробки, выскочит он.

Так и жили. В детском комбинате, куда Вася с полутора лет для повышения образования стал ходить, такому дошкольнику не обрадовались.

— И почему он у вас к каждой бочке затычка? — с раздражением спросила заведующая.

— К какой бочке? — не поняла Катя.

— Да к любой, — поддержала авторитет руководства воспитательница Эльвира Францевна. — Шефы нам ракету из досок сколотили, а я заметила, что в одном месте сучочек выпал. И говорю детям: не суйте туда пальчики, особенно ты, Вася. А я уже, отвечает.

Синициным нарекания слушать надоело Но деваться некуда. Кате надо на работу ходить, да и сыну для развития чувства коллективизма нельзя без сверстников. Плохо, что по своей вездесущности оказывается там, где его меньше всего хотели бы видеть.

Говорят, устами младенца глаголет истина. Устами Васи вещала не иначе как сама богиня возмездия — Немезида. Первой это заметила воспитательница Синицина-младшего. Эльвира Францевна зареклась и другим посоветовала Василия Петровича не поминать в разговорах. Чем и сыграла роль катализатора.

Сама отделалась легким испугом. Во время тихого часа тайком поделилась с подругой, что на днях целовалась с женатым мужчиной.

— А вдруг узнает твой жених? — спросила подруга.

— Лишь бы не Василий Петрович, — пошутила воспитательница.

— А зачем вы, Вила Срантовна, с чужим дядей целовались? — раздался за ее спиной детский голосок.

— Ой, Вася, ты почему не спишь?

— На горшок хочу.

Коллектив детского комбината Эльвире Францевне не поверил.

— Мистика какая-то, — говорили скептики. И принялись шутить. Кое для кого усмешки закончились слезами.

— Ого, наложила, — похвасталась повариха, с трудом поднимая набитую доброкачественными продуктами сумку.

— Василия Петровича на тебя нет, — поддела напарница.

— Слабо ему, — отмахнулась работница общественного питания и угодила по плечу карапуза с пытливым взглядом. — Ты кто?

— Васенька Синицин. А зачем вы, тетенька, взяли столько мяса и апельсинов?

— Век бы нам этого “прокурора” не видеть! — в голос завыли подруги на показательном процессе.

— Ну чего ты повсюду лезешь? — спросил после суда над несунами Синицин-старший.

— Не могу молчать! — в подражание Льву Толстому заявил Вася. Стоял босой в длинной ночной рубахе, только бороды не хватало.

Познакомился папа с женщиной на стороне и пошел прогуляться по парку. Она и спроси: не боится ли, что супруга увидит?

— Лишь бы не Василий Петрович, — проговорился папаша.

— Папа, — подбежал к нему сын. — А что ты тут делаешь с красивой тетенькой?

— Вася, ты же должен быть в садике, — огорчился отец.

— А мы с группой листики собираем...

У Синициных дело чуть до развода не дошло.

А заведующая комбинатом крепилась-крепилась, боялась, что из-за Васеньки уволят по статье, не выдержала и перешла в школу. Пусть и с потерей престижа и суммы оклада, зато по собственному желанию. Только и сказала:

— Слава богу, Василия Петровича здесь нет.

Назавтра узнала, что набирается группа из шестилеток. И работать прийдется ей, специалисту по дошкольному воспитанию. Теряя стаж, уволилась второй раз за год и уехала в неизвестном направлении. Бросила напоследок загадочную фразу:

— Три года в голове одна конфискация.

В школе Васю стращали и поколачивали, да без толку. Соберутся одноклассники совершить что-нибудь противозаконное (покурить в туалете или просто спичками побаловаться), ляпнут не подумав:

— А “Прокурор” не застукает?

И не успеют болтуну рот заткнуть, чтобы не вякал, как легкий на помин Вася их и накроет.

— Что это вы тут делаете?

С кличкой “Прокурор” у Васи был один путь — на юрфак. Так он еще в ходе вступительных экзаменов вывел на чистую воду группу взяточников. А они-то надеялись устроить себе кормушку из конкурса.

Стал Петрович по распределению работать в органах по борьбе с хищениями. Жуликов, знавших Синицина понаслышке, губило тщеславие. Стоило побахвалиться, что уж до него-то Василий Петрович ни в жизнь не докопается, как опер с поличным и накроет.

Популярность Синицина росла, раскрываемость перекрыла сто процентов: молодой опер выявлял тех, кого искать и не думали. Но это никого не радовало. Родители, знакомые, начальство — все не без греха. Пригласили его на местную студию телевидения вести передачу “Человек и закон”. Сперва носились: Василий Петрович да Василий Петрович, — а вскоре без сотрудников остались. Кто развелся или уволился — а не гуляй или хотя бы не хвались! — а к кому и санкции применили.

На службе молодые сотрудницы на Синицина глаз положили. Обсуждали, какой он красивый да перспективный. Лишь самая красивая и недоступная заявила:

— Да я бы с ним не то, что в театр, в кино бы не пошла!

А Василий Петрович пригласил ее сначала в цирк, а потом в ЗАГС. Фотографий бракосочетания молодым, правда, не досталось. Их пришлось подшить к делу о злоупотреблениях в сфере обслуживания.

Как-то Василию Петровичу поручили особенно запутанное дело. Напевая “нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь” распахнул он дверь кабинета директора базы и исчез. Растворился в воздухе без запаха серы. Зато в помещении, где неожиданно для себя очутился, чем только ни пахло. Находились тут жуткого вида трехрукие и трехногие существа. Наметанным глазом опера Синицин сразу же определил их инопланетную сущность. Вступил в контакт. Благо, кое-кто из них по-русски кумекал, хотя и очень уж по-газетному.

Землянин блестяще провел линию допроса. Центавры сознались, что агрессивных намерений не имеют, и как миленькие подписали протокол не использовать полученные сведения во вред человечеству. В ходе дознания Василий Петрович узнал много нового. Например, что Проксима входит в устойчивую систему тройной звезды альфа Центавра. Услышал о телепортации. Поразился, что брыдым не зависит от тарамара. Одного не понял: почему на Земле его способности к телепортации не проявлялись?

— Если меня помянут где-нибудь у черта на куличках, — горячился опер, — и тут же встретят, это не значит, что я мгновенно перенесся из одной местности в другую. Мне же нужно сначала получить командировку, чтобы встреча состоялась. А вы толкуете, что телепортация мгновенна.

— Детерминизм, дуализм, — уклончиво объясняли инопланетяне. — Причины меняются местами со следствием, а перенос совершается мгновенно.

Этого опер никак не мог понять. Тем более, что первая встреча все время прерывалась. Только разговорится, бац — опять на Земле. Да в разных местах. То в подсобке (директор базы мигом раскололся: испугался работника органов, который умеет растворяться в воздухе!), то в кабинете высокопоставленного лица, то на частной квартире. Но нет худа без добра. За пяток переносов с Проксимы на Землю в деле о хищениях разобрался досконально. Всю цепочку вытянул. И теперь со спокойной совестью мог разбираться с детерминизмом.

Но это вам не жулики. С того первого, памятного контакта стал бывать в системе Проксимы через день да каждый день. И все равно в голову не укладывалось: как причины меняются местами со следствиями? А еще жалел, что инопланетян на Землю вызвать не умеет. Оказался нежеланным, говоря по-центаврски. Но поклялся, что изыщет такие возможности. Знает он одного человека, тот Синицину не откажет, когда из заключения вернется. Этот человек — виртуоз желания, Василий Петрович уверен.

О посещениях планеты тройной звезды Синицин помалкивал. Ждал, когда виртуоза на свободу выпустят, чтобы иметь на руках факты — инопланетян. Лишь другу с ясельного возраста, кристально чистому человеку, астрофизику Самсонову обо всем рассказал. Тот долго думал, что-то считал на компьютере, а однажды в гости пришел мрачнее тучи.

— Подвергаешься ты большой опасности, Вася, — сказал. — Телепортация в пределах планеты — невиннейшая забава. И расход энергии исчезающе мал. Но когда расстояния космические, то и катаклизмы соответствующие. Ты центаврам при случае покажи эти формулы, они поймут.

В системе Проксимы, когда расчеты Самсонова увидели, за тетроидальные головы схватились. Устроили всепланетный референдум, решили и постановили:

— Василия Петровича к нам больше не вызывать!

И надо же было случиться, что на Земле именно в этот миг один мелкий жулик сказал другому:

— Я Василия Петровича в глаза не видел и видеть не хочу.

Из двух равных, но противоположно направленных желаний и возник космический катаклизм. Вспыхнул Василий Петрович синим пламенем как раз посередине между Землей и планетой Проксимы. То-то среди наших астрономов сенсация была. Сверхновая на расстоянии полупарсека возникла!

Самсонов решил открыть научной общественности глаза. Честно рассказал о причинах космического феномена. И свою репутацию серьезного ученого крепко подмочил. Весь мир его на смех поднял. Никто, кроме Синициных, умным выкладкам не поверил. Но во все звездные каталоги благодаря этому анекдотическому сообщению новое светило внесли не под скучным номером, как у них, астрономов, принято, а под именем Василия. И даже с отчеством Петрович. Можете сами убедиться.

Вот тут — Полярная звезда, тут — Южный Крест, вот созвездие Центавра, это его тройная звезда альфа. А под этой вот точкой латиницей либо кириллицей, иероглифами или арабской вязью напечатано одно и то же: Василий Петрович.

Это тот самый Василий Петрович, про которого до загадочного исчезновения говорили: легок на помине. Не догадывались, что легок он на антипомине, а это вообще редчайший дар во Вселенной. Так считают центавры, а уж они-то в поминах толк знают. Недаром контакт состоялся, когда виртуоз с альфы Центавра потерял всякую надежду. Он замахал конечностями, покрылся звездными пятнами и заорал на всю подвселенную:

— Глаза бы этого Василия Петровича не видели!

1985г.

Опубликовано: газета Красноярский комсомолец