Олег
КОРАБЕЛЬНИКОВ

Досье

Книжная полка

Фотоальбом

Стихи

Мифы

Ось

Рассеченная плоть

Глупые сказки

Прикосновение крыльев

Облачко над головой

НЕ СЛИШКОМ КОРОТКО, НО О СЕБЕ

Фамилия моя — Корабельников. Родители назвали меня Олегом, отца звали Сергеем, значит, по русскому обычаю, я — Олег Сергеевич. Происхождение мое темно и невнятно, как у большинства недавних советских людей. Отец был рожден в городе Бугульме Казанской губернии в 1902 году от русской женщины по фамилии Болотова. Зачат он был вне брака, от поволжского немца, некоего Энгельгардта, и будучи ребенком нежданным и нежеланным, был подброшен бездетной семье Корабельниковых — Тимофею и Евдокии. Усыновлен, крещен, воспитан, не зная о своем полусиротстве до зрелых лет.

Мама моя, в девичестве Хамидуллина Эльфат Нигматовна, — волжская татарка в бесконечном ряду поколений. Выросла в Казани, в семье убежденного коммуниста первой волны. Нигмат Габидуллович Хамидуллин был не последним человеком в руководстве Татарской автономной республики, за что и был и арестован в незабвенном тридцать седьмом и отсиживал долгие годы, вплоть до смерти вождя народов. И мама моя осталась полусиротой в свои шестнадцать лет. Из университета ее исключили, пришлось заботиться о матери и двух младших сестрах.

С отцом они познакомились в 1945 году, в Казани. Отец мой к тому времени прожил сложную жизнь, имел звание подполковника, схоронил двух жен и четырех детей. Они поженились и через пару лет, когда вождь снова стал закручивать ослабевшие после Победы гайки, были высланы на Урал, а потом и в Красноярск, где я имел честь родиться в 1949 году, прожил всю жизнь и надеюсь дожить остаток ее.

(большой=45Кб)

"К востоку от полночи" "Енисей" №5 1985г. художник В.Бахтин

Рос младшим в семье, есть старшие брат и сестра. О детстве — только хорошие воспоминания. Испытывал сильное влияние улицы. Она научила меня многого не бояться, в частности — шпаны и боли. Имел приводы в милицию, чем, впрочем, не горжусь. Одновременно со средней школой закончил художественную. С детства увлекался биологией и химией. Хотел стать энтомологом. До сих пор отношусь к насекомым с глубоким уважением, привык смотреть на них, как на высокоразвитые существа, хранящие в себе свои неосознанные тайны.

Участвовал в краевых и всесоюзных химических олимпиадах, имел рекомендацию от Сибирского отделения Академии наук для поступления на химфак. Но поступил неожиданно для себя в медицинский, о чем ни разу не жалел. После первого курса, в 1967 году, по тогдашнему обычаю был послан на уборку урожая, где не нашел общего языка с вожаками института. Был изгнан из ВУЗа за нарушение трудовой дисциплины в год пятидесятилетия Советской власти. Год проработал на комбайновом заводе, в сборочном цехе, на главном конвейере. Руки работали, а голова, будучи освобожденной от сложных мыслей, от безделья стала сочинять стихи. Свободное время убивал изучением испанского языка, философии, этнографии, лингвистики и прочими лишними для рабочего человека вещами.

Был восстановлен в медицинском институте в 1968 году, когда утих угар юбилейного года, но дабы поубавить мой гонор, переведен с лечебного факультета на педиатрический. Считалось, что это менее престижно. Учение давалось без труда, хотя о самом институте вспоминаю с неприязнью и нет в душе моей ностальгии о “незабываемых студенческих годах”. Лишь мутный осадок от постоянного унижения и чувства собственного бессилия. Впрочем, от школьных лет — ощущения почти такие же. До сих пор не могу преодолеть в себе стойкую неприязнь к сословию учителей и преподавателей.

Помню лишь, что когда получил диплом, то оглянулся на большое серое здание института и в гордыне своей прокричал цитату из Нового Завета: “И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься!” Глупо, конечно, и несправедливо...

Мавка (большой=41Кб)

За время учебы неоднократно был на уборке урожая, у нас этот сезон длился с конца августа до середины октября и не ограничивался банальной “картошкой”. Дважды был и в строительных отрядах, приобрел множество профессий и навыков, о чем не жалею. Во время учебы работал ночным сторожем, кочегаром, не боюсь никакой работы, рано привык к самостоятельности и независимости.

С 1973 года, без перерыва в стаже, работаю врачом-реаниматологом.

Мать потерял рано, отец пережил ее на девять лет, сестра и брат давно живут западнее Урала и наследственное ощущение полусиротства родилось вместе со мной. Возможно, из-за этого мотивы “подкидыша”, “кукушонка в чужом гнезде”, “бога-сироты” и прочего, перешли и на страницы, исписанные мной.

К своим литературным упражнениям никогда не относился всерьез. Вслед за другом своим Сергеем Федотовым поступил в Литературный институт в 1976 году, благополучно окончил его через положенных шесть лет заочного обучения. К великому счастью своему литературой не заболел и писателем себя не считаю. Только врачом. А хобби и есть хобби. Собирать марки или писать романы — для меня вещи равнозначно несерьезные, призванные лишь отвлечь человека от тоски и одиночества перед неизбежной смертью.

(большой=40Кб)

Между строчек очень строг
Полуврач и полуйог.
Полным стать давно пора,
да, зудит конец... пера.

В.Бахтин 10.окт.91

Написал не слишком много — все уместится в три-четыре тома. Издано с десяток книг в России. Издавался в США, Германии, Польше, Чехии, Португалии. Было снято два фильма по моим рассказам, еще на два были заключены договора, о судьбе их ничего не знаю и, честно говоря, знать не хочу.

Намного важнее для меня, что дети, оживленные моими руками лет двадцать назад, живут и здравствуют поныне, не зная ничего обо мне, и, возможно, многие из них приходят в родильный дом, где я сейчас работаю, рожают своих детей, и - жизнь продолжается, и пусть никто из спасенных мною не останется сиротой...

Олег Корабельников

ПОСТКРИПТУМ:Марионетка (большой=32Кб) Для особо любознательных могу и выдать что-нибудь псевдофилисофское. Это несложно. Это запросто. Намного труднее облечь сложные мысли в простую форму. В этом и есть суть литературы. А порассуждать на кухне, за чашкой чая, да еще в одиночестве, без живого собеседника, только и ждущего, когда ты закончишь свою хитромудрую речь, чтобы начать свою... Вот это, доложу я вам — и есть удовольствие. Все остальное в литературе — мука.

Итак, несколько мыслей, не оскверненных сюжетом и выдуманными героями. Если не скучно — читайте.

Восприятие литературы, философии, искусства — усваиваешь лишь то, что близко тебе, остальное — хоть и воспринимается, но отторгается, не усваивается, забывается. Подобно пище — из инородных белков организм берет себе лишь нужные аминокислоты и лепит для себя свои собственные, неповторимые белки. Остальное — извергается. Сами знаете, в какой форме.

Так и между людьми — воспринимаешь в другом человеке лишь то, что близко тебе, остальное — за гранью понимания. Берешь у него лишь “свои аминокислоты”.

Механизм защиты от разрушения личности — отторжение чужих идей, чужого образа мыслей, чужой судьбы. Самосохранение, спасительная ксенофобия. Глухота и слепота к чужому — не порок, а защита, без которой личность может измениться, а значит — погибнуть.

Литература — постоянное обращение к себе вчерашнему из себя сегодняшнего. Обреченность на гибель. Орфей, оглянувшийся на Эвридику, жена Лота, обратившаяся в соляной столп. Осознанное или непонятое самоуничтожение, превращение своего духа в противоположность, приводящую к гибели.

Литература — вечная исповедь перед смертью, очищение души от скверны и мук совести. Лист бумаги — священник, ты с ним — один на один, таинство исповеди может быть полным и искренним, если это — тайна. Раскрепощение, освобождение — если не думаешь о том, что кто-то прочитает.

Великий грех гордыни — ощутить себя учителем, считать себя вправе поучать других. Писатели-учителя глупы и напыщены. Не учить других, а познать себя, свое прошлое, предвидеть свое будущее. Разберись хотя бы с одним человеком — с самим собой.

Философские идеи, облеченные в литературоподобную форму — уже шаг назад, уступка себе и заискивание перед исповедником — возможным читателем. Искренность истончается, ты снисходишь к читателю, полагаешь, что он тебя не поймет. И право читателя оскорбиться, что ты ему, как дебилу, поясняешь на пальцах простые истины.

Вечный поиск компромисса между: чтобы тебя правильно поняли и чтобы ты сказал все, что хочешь сказать.

Сознательно забыть об этом — подвергнуть себя полному непониманию. Не забывать — значит ограничить свободу самовыражения. Найти компромисс между тем и этим — и есть полное раскрытие врожденного таланта, поиск и нахождение гармонии между философией и искусством. После Гельвеция, Монтеня, Ницше - много ли мы знаем людей, сумевших найти это? (Из всех современных писателей, пишущих на русском языке, есть только одно имя — Анатолий Ким). Приближались к этому идеалу Гессе, Фриш, Борхес, Велимир Хлебников, Леонид Андреев, но они так и остались писателями для избранных.

Вечная мука поиска равновесия — суть искусства.

Раскрепоститься — риск. Можешь остаться непонятым. Нужны мужество, готовность идти на сознательную жертву.

Пойти на компромисс — риск. Будешь понятым в краткое время, потом - забвение, ибо так и не раскрыл всего своего, личного, неповторимого, и значит - бессмертного.

Лучше предпочесть великую истину Будды — путь недеяния. То есть ничего не писать. Осознанно, заранее предвидя все последствия. Или неосознанно, находя иные причины для недеяния (неписания), постоянно мучаясь от этого. Для окружающих следствие от твоего недеяния — одно и то же. Для тебя самого - или путь страдания, или путь добровольного отказа от деяния.

Молчание — наполненная пустота.

Молчание — смерть слова, точнее, нерождение его. Аборт слова, осознанный и добровольный.

Непорочное незачатие.

Или непрочное зачатие.

Контрацептив мысли.

Намордник мысли. Не укус, а лишь мысль об укусе. Бесплодная и бессильная.

Молчание — золото. Слишком долгое молчание рождает груды золота. Златые горы, Клондайк, Колыму, сокровища инков, ненайденное никем Эльдорадо. Горные хребты из золота, пустыни из золотого песка. Стремительная девальвация, золото падает в цене.

Слово — убийца молчания. Осмысленная речь оплодотворяет пустыню. Бесплодные золотые пески прорастают травами. Но трава стоит так дешево...

Крик без слова — убийца молчания. Война, уничтожение золотых запасов, растворение золота в царской водке. Убийство последнего русского царя залило Россию царской водкой.

Золото скрыло свою сущность, химический анализ говорит о том, что его много, но нет блеска, нет полновесности.

Бурый осадок, столь дешевый на вид!

Не нашел равновесия — молчи.

Обрел равновесие — молчи. Крикнешь — упадешь.

Одна фраза Лао Цзы перевешивает всю мудрость христианства. Знаете, какая?

ЗНАЮЩИЙ — НЕ ГОВОРИТ, ГОВОРЯЩИЙ — НЕ ЗНАЕТ.

И разве можно считать себя писателем после этой фразы?

А в довесок несколько цитат, которые я высек в сердце своем еще в юности. Очень странный чилийский поэт Никанор Парра в переводе М. Алигер.

“Завершенье мысли? Ни к чему. Мысли надо выпускать на волю”.

“Кто на скрипке плавает — утонет”.

“Нет девиц — и некого бесчестить”.

К востоку от полночи (большой=65Кб)

“Я ведь тоже бог в какой-то мере.

Я творец, что ничего не создал.

Раззевавшийся что было мочи...”

И разве можно считать себя творцом после этих слов? А, любезные мои камрады, собратья и сосёстры по перу?

Разве путь недеяния не самый мудрый?

Или как сказал стремительно забываемый, хотя еше живой классик советской сатиры: “Закрой рот, дура, я все сказал...”

Вот я и закрыл.

И все сказал.

Почти.

Еще раз — Олег Корабельников

Автограф

Олег Сергеевич Корабельников