| Новости | Писатели | Художники | Студия | Семинар | Лицей | КЛФ | Гости | Ссылки | E@mail |
|
Алексей БАРОН
ДВЕ ФЕИ
фантастический рассказ
...Разговоры о "летающих тарелках" – Президент Академии Наук
Ученый совет, откровенно борясь с зевотой, дослушал третью диссертацию. И без того слабенькая, она совсем уж плохо воспринималась после первых двух, взбудораживших почтенное собрание претензиями на крупное открытие. Научный руководитель красивых и дерзких аспиранток изнемог в спорах. – Никита Юрьевич, дорогой, с вашим-то опытом...– громко шептал председатель.—Весь научный муравейник разворошите! Один термин чего стоит – "гены смерти"! Послушайте старика, выбросьте его от греха подальше. – Хорошо, хорошо,– покорно согласился руководитель.– Быть посему. Только давайте о чем-нибудь другом потолкуем. – Отгрызут вам голову, помяните мое слово. В наших отчизнах вообще иметь голову рискованно, а вы ее поднимаете. Ладно, дело ваше, разумеется. Вот, полюбуйтесь, не читали? – Нет. А что там? – Опять “летающие тарелки”. Интересуетесь? – Как вам сказать. С проблемой сталкивался. – Трудно не столкнуться. Вот что я вам скажу. Газете “Труд” помещать такую, извините за выражение, информацию, еще простительно. Но читать подобное в академическом журнале... Увольте, дожили. Не могу себе представить, как сие возможно в принципе. – В принципе?– меланхолически переспросил руководитель,– в принципе – довольно просто. *** Он затормозил на мосту. Стоял август. Солнце садилось. Над потемневшей к вечеру травой белели стволы берез. Он вышел из машины и закурил. Под ногами ровно дрожал мостовой настил. Снизу поднималась прохлада, слышалось баюкающее журчание. В стороне из воды высился обрывистый клочок суши с кривыми от ветров сосенками и бурым утесом посередине. Его плавными омутами обтекала река, образуя узкую, затемненную деревьями протоку. В то место охотно вписывалась нечистая сила, особенно русалки. Ни единой души не было в округе. На бурой скале уже сидел филин, нетерпеливый посланец ночи. Наступало особенное, предвечернее и предосеннее состояние природы, так располагающее к раздумьям, и Никита задумался. Размеренными дозами добиваясь успеха, он уже примерно знал, когда и с какой должности уйдет на пенсию. К своему закатному рубежу приближался, имея хорошую квартиру, дачу, машину, нелегкую, но достаточно оплачиваемую работу, престиж, связи, – весь тот смешной минимум, на который может рассчитывать средний житель страны. По всем признакам, предстояла золотая, хотя и не слишком долгая пора, когда человек имеет наконец возможность пожить без унизительных забот о существовании и с известной свободой. Наверное, счастлив тот, кому выпадает такое до полосы болезней. Особенно, если умеет не задаваться вопросом: как, неужели ничего другого, большего, уже не достичь? Но, вот с этим-то не все обстояло благополучно. Время от времени Никита видел себя во сне, поднимающимся спиной вперед, по лестнице со стертыми множеством подошв ступенями. Монотонная ходьба продолжалась долго, почти всю ночь. Каждый раз он безуспешно пытался разглядеть за плечом нечто важное, главное, постоянно ускользающее. И, когда это начинало получаться, в звездной тьме обозначились силуэты, Никита просыпался. Просыпался с весьма правдоподобно ноющими мышцами ног и шеи, завтракал, засасывался службой, успокаивал себя надеждой на то, что до заката времени хватает, настанет срок и для главного, ускользающего. Однако в тот раз, на мосту, утешение не пришло. Начинало смеркаться. На острове сердито ухнул филин. Никита выбросил докуренную до фильтра сигарету, завел мотор, проехал мост и, удивляясь себе, свернул с асфальта. Его охватила полузабытая жажда новых ощущений. Схватила с большой силой и привела к редкому для взрослого мужчины состоянию. Он беззаботно поддался очарованию неизвестности, подстерегающей за каждым поворотом проселочной дороги. Невысокая дорожная насыпь из красноватой глины несколько километров петляла по лесистой пойме, отчетливо выделяясь в темной зелени лугов. Мирно урчал отлаженный двигатель, под шинами щелками камешки, колдовски поблескивала между деревьями река. В воздухе висели бабочки и накопившаяся за день духота. Ветерок из открытых окон помогал мало, привычно ныли виски. И это был плохой знак, предвещающий перемену погоды. Действительно, с гребня холма, на который взбежала красная дорога, открылся сизый грозовой фронт Никита покачал болящей головой и прибавил скорости. Он твердо знал, что подобной выходки точнее, выездки, больше себе не позволит, поэтому должен довести ее до логического конца. Непонятно, правда, какого? Какого-нибудь. Вспомнилась поговорка Чингис-хана: боишься – не делай, делаешь – не бойся. Солнце, словно собравшийся отдохнуть художник, бросало последние мазки на возвышенности и низкие тучи, переваливающие гряду сопок. Быстро темнело и холодало. Первые капли пробарабанили по крыше, рассыпались на лобовом стекле В салон влетела водяная морось, запахло свежестью. Поначалу вдоль дороги крутились сорные вихри, но дождь споро прибил красную пыль. Много позже, по прошествии ряда лет Никита с удивительной легкостью вспоминал сырой запах грозы, расползающиеся в колеях лужицы, статические разряды между пальцами и металлом машины, ощущение грядущего события, и свои мысли о том, что ради этого ощущения стоило сворачивать с привычной дороги бытия. Ощущение не обмануло. Событие произошло за поворотом, на склоне очередного холма. Событие весьма обыденное, если не заурядное: две девушки в полиэтиленовых дождевиках подняли руку у километрового столба с цифрой 46. Откуда взялась цифра 46 в десятке километров от магистрального шоссе, Никита не понял, но позабавился ее многозначительности. Он затормозил. Полыхнула молния, высветив симпатичные лица. – Добрый вечер! Не могли бы вы...– оглушительно шарахнул и перекатился по небу гром. Он энергично закивал. – А можно минутку подождать? Сейчас прилетит наш филин. – Филин? – Почему-то все называют его совой. Но он – филин, честное слово. Никита с удивлением посмотрел на оплавленную дыру в плаще светловолосой девушки. Она поняла его по-своему. – Поверьте, Бубо – создание опрятное и спокойное. – Верю. Как не поверить,– улыбнулся Никита. Шум дождя нарастал. Вновь вспыхнула молния. Откуда-то сверху на плечо второй девушки упал ком взъерошенных перьев. – Бедненький ты мой,– сказала она. – Совсем разрядился. Хлопнули дверцы. Девушка на переднем сиденье откинула капюшон и по ее плечам раскинулись светлые волосы. – Меня зовут Наташей. – Очень приятно. Никита. – Позвольте представить вам Марину. Он вежливо обернулся. Вторая девушка производила яркое черно-белое впечатление: овал лица в обрамлении густых темных волос. Щеку Марины пересекала свежая царапина. – Это спокойный Бубо постарался? – Нет. Неловко приземлилась с парашютом. Никита посмеялся и тронул машину. – У вас каникулы, лесные феи? – Домой возвращаемся,– неопределенно ответила Наташа. – Нам немного дальше деревни. Довезете? – Отчего же. Если не застрянем. – Обязательно застрянем,– спокойно сообщила Марина. – Тьфу, тьфу, тьфу! Дорога поднялась на плато. Мокрый лес отступил в сторону. Ветер трепал траву в беспризорных полях, шквальными волнами пробегая между ржавыми остовами комбайнов. Гроза вошла в полную силу. Горизонтальные струи дождя били в стекло, дворники успевали сделать слои воды лишь более тонким. Никита включил фары. Сбоку проплыло старое кладбище с поникшими крестами, деревянная часовенка. – Вот и Старопокровка,– сказала Наташа.– Голова еще болит? – Нет,– рассеянно отозвался Никита. Машину заносило, ему приходилось быть внимательным. Перед самой деревней стоял бульдозер с печально размотанной гусеницей. Полосы света пробежали по осевшим срубам, ребром стропил скользнули по остаткам заборов, выхватили переполненное ведро над колодцем, смятый корпус холодильника в зарослях малину. В косой раме ворот на миг показалась то ли собака, то ли волк. Зверь вздыбил густо блестевшую каплями шерсть и канул в темноту. – Как после нашествия марсиан, не правда ли? – Какие еще марсиане? Нет их в природе,– сказала Марина.– Сами натворили. Никита удивленно поднял брови. – Вы говорите о моем поколении? – О всех ваших поколениях. – И о своем? – Я-то какое имею отношение? – Полагаю, такое же, как и я. Или вы иностранка? – Скорее – иноземка. Разговор потерял смысл, Никита замолчал. – И зачем только живете?—с непонятной страстностью добавила Марина. Неизвестного названия поток бежал через Старопокровку Минувшим днем был он, наверное, всего лишь невзрачным, замученным людьми и животными ручьем, но ливень куда как прибавил ему сил, ручей вздулся невероятно, затопил ближайшие дома, свободно втекая в разбитые окна. И если дорога еще как-то возвышалась над водой, то поверх мостка, в который она упиралась, течение несло многочисленные бутылки, щепки, кусты, остатки домашней утвари. Ниже переправы в небо торчали колеса перевернутого грузовика. Весь этот ужас дополнялся ливнем, громом и молниями. Наташа ойкнула. – Бояться нечего,– заявила Марина. Она начинала действовать на нервы. Никита остановил машину, прошел вперед, насколько позволяла река, потыкал хворостиной в поток на мосту и вернулся. – Нам очень нужно, очень,– умоляюще сказала Наташа. И он смирился с совершенно неоправданным риском. – Плавать умеете? – О, да, экзамен сдавали. Никита Юрьевич, милый, неужели придется плыть? – Надеюсь, что не придется. Но ремень отстегните. – Зачем? – На всякий случай. – Отстегни, отстегни,– хмуро сказала Марина. Бросив на нее насмешливый взгляд, Никита медленно въехал на мост. Под днищем зашумела вода, что-то гулко ударило в правый борт. – Бутылка из-под шампанского,– сообщила Марина. – Плавание обещает быть успешным. Бревна настила дергались, шевелились, в одном месте заднее колесо едва не заклинилось. Никита мгновенно придавил педаль, мотор взревел во все лошадиные силы, и машина выпрыгнула на берег, – Ох,– выдохнула Наташа.– Можно опять пристегиваться? – Можно. После моста улица шла немного вверх, в свете фар различались следы асфальта. Они проехали мимо доски почета с флагштоком и портретами передовиков. Казалось, во всей деревне меньше всего от судьбы пострадали именно эти метеостойкие портреты. Голосом телевизионного диктора Марина не преминула объявить о том, как неузнаваемо переменился наш край. Никита не выдержал. – Послушайте, вы напоминаете... – Кого? – Переутомленного мессию. – Почти так оно и есть как ни забавно – О-о! – Что "о-о"?– рассердилась девушка.– А вы, генетически запуганный ребенок, многое совершили в свои сорок шесть лет? – Ничего не совершил. Но оставался порядочным человеком, когда не каждый бы смог. По-моему, – немало. – Не так много, чтобы гордиться. – Зря ты так, Марина,– грустно сказала Наташа. Никита признался себе, что не понимает, почему тратит время, слушает нелепое брюзжание, машиной рискует, наконец, для того, чтобы доставить невесть куда пусть красивых, однако совсем чужих ему девушек. Не из-за денег же. – Да,– сказал он.– Марина, боюсь, что требования к другим у вас не те же самые, что и к себе. – Простите нас,—сказала Наташа и отвернулась к окну. За деревней вновь начался лес. Дорога превратилась в сущее болото, местами переходящее в водоемы. Никита форсировал их, повинуясь могучему шоферскому инстинкту, который всем хорош за исключением того, что далеко на нем не уедешь. Выл двигатель. Несколько раз машина чудом выкарабкивалась из гиблых колдобин. Все же Никита испытывал облегчение от того, что Старопокровка осталась позади. Мертвые дома деревни напоминали призраков, для которых безразлично кому мстить. Девушки молчали, Наташа даже успела задремать. Филин сидел на спинке заднего сиденья и балансировал крыльями, когда машину подбрасывало. Делал он это так аккуратно, что на чехле не оставалось следов его когтистых, нервно переступающих лап. В отличие от своей хозяйки, птица начинала нравиться Никите. Он вдруг вспомнил, что Наташа назвала его по отчеству, а Марина точно угадала возраст, удивился, но спросить ничего не успел, потому что машина прочно и недвусмысленно села на днище в очередной луже. Никита попробовал сдать назад. Ничего из этого не вышло, и он выключил двигатель. Сразу почувствовалось, как внутри машины тепло и уютно, а снаружи – холодно и враждебно. Наташа проснулась. – Приехали,– сакраментально сказал Никита.– Марина, как вы догадались, что мне сорок шесть? – Нет ничего труднее на свете. – М-да, характер. Кажется, дождь кончается. – Никита, не расстраивайтесь, пожалуйста,– виновато сказала Наташа. Дождь и в самом деле прекратился. Последние тучи уходили в сторону далекого океана, над горизонтом вставала луна. В лесу нерешительно перекликались птицы, с елей упали стрельчатые тени, легкая рябь пробегала по лужам. Послегрозовую тишину нарушал негромкий, но настойчивый гул. Никита опустил стекло и выглянул в надежде увидеть трактор или дизельный грузовик, но весь доступный взгляду участок дороги оставался пустым, как перед, так и позади машины. Зато со стороны Старопокровки, быстро увеличиваясь в размерах, летели два вертолета. Бубо заклокотал и угрожающе расправил крылья. – Эх,– сказала Наташа,– не успели. – Красиво здесь,– безмятежно заметила Марина, – Думаешь, все обойдется? Марина не ответила. – Ого! Да они прямо увешаны ракетами,– изумился Никита. Боевые вертолеты с грохотом пронеслись над дорогой и развернулись. Один из них завис, направив длинный ствол автоматической пушки в сторону застрявшей "Лады", а второй снизился и приземлился на пригорке. – Ну и шуточки...– пробормотал Никита. В боку севшего вертолета открылся люк, и на траву спрыгнул человек в пятнистом комбинезоне, Он подтянул сапоги, привычным жестом поправил на плече короткий десантный автомат, решительно пересек лужу и склонился к машине, рассматривая пассажиров. – Мы, что, нарушили границу?– прокричал Никита. Военный усмехнулся. – Нет, вы еще в наших территориальных водах. – Тогда, в чем дело? – Это кто, сова? – Ноу,– заявила несносная Марина.– Это зенитная ракета "Стингер". Военный покачал головой. – Скажите, что-нибудь необычное вы сегодня видели? – Такого, из-за чего в нас стоит целиться пушкой, я не замечал. – О, это формальность, инструкция. Не обращайте внимания,– смутился офицер.– Позвольте представиться: капитан Шестаков. – Необычное впечатление производят вертолеты с реактивными снарядами в окрестностях пункта Старопокровка,– снова вмешалась Марина. – Вы не находите, капитан? – Не нахожу. Не вижу связи. – Связь в том, что ваши вертолеты как раз и стоят столько, сколько нужно для восстановления деревни. Вы материалист, я надеюсь? Непередаваемое выражение появилось на лице капитана Шестакова. – Господи, и здесь митинг. Студентки небось? Люди просвещенные? – Да, в общем,– не дурочки. А что? |
– Поймите тогда, что хорошие люди в банды не собираются, а вот плохие – собираются. И пока это происходит, а происходить это будет всегда, нужны если не вертолеты, то бронемашины или дубинки. Столько еще обезьяннего в человеке! Я уж не говорю о потенциальных внешних угрозах. – Браво. Ай да капитан,– серьезно сказала Марина. – Извините, а как вас зовут? – Марионелла-Жозефина,– еще более серьезно сказала Марина. Капитан перебросил автомат за спину и с сомнением почесал переносицу. – Редкое имя в окрестностях населенного пункта Старопокровка. Вот что. В интересах розыска мне нужно знать ваш адрес. – Ну, если в интересах розыска – пожалуйста. Сфероидальная галактика в Печи. – Какой Печи? – В созвездии Печи. Южное небо. Навигационной ценности не представляет. – Послушайте,– обиженно сказал капитан.– Я ведь задание выполняю, а не охочусь за девушками с вертолета. – Ладно уж. Никитушка, дорогой, скажи ему адрес нашего гнездышка. – Вам записать?– не без лукавства предложил Никита. Офицер растерялся. – Вы, что же, супругами будете? – Будем, будем,– неожиданно сказала Наташа. – Ну и шуточки...– пробормотал капитан Шестаков. – Так вам записать? – Спасибо. Достаточно того, что я запомню номер машины. Извините, помощь оказать не можем, у нас горючее на исходе. Когда вернемся на базу, попробую связаться с ГАИ. – О, не беспокойтесь,– почему-то взволновалась Наташа.– Мы справимся. – Вы уверены? – На сто процентов. Кажется, так это говорится. – Жаль,– грустно сказал капитан Шестаков. Он вернулся к вертолету, наскоро почистил сапоги, и взбежал по трапу. Пасть люка захлопнулась, пестрокамуфляжное чудище зарычало, оторвалось от пригорка и пристроилось к собрату. Свистящий гул винтов вскоре стих за лесом. – Никита, как вы думаете, кого они искали? – Понятия не имею. Может быть, преступников. Но почему тогда капитан не предупредил нас? – Наверное, мы смутили его своими насмешками? – Возможно. Зря, между прочим. Неплохой парень, и по-моему, еще не женат. – Вы ведь тоже не женаты,– утвердительно сказала Наташа. – Я разведен. Это другое дело. – Не печальтесь. Тут неподалеку живет наша бабушка. Отчего вы смеетесь? Марина, я что-то не так сказала? – Слегка. – Никита, простите. Я хочу пригласить вас в гости. Должны же мы вас отблагодарить. О машине не беспокойтесь, здесь еще сутки никто не проедет. Марина считала, что мы застрянем двумя километрами раньше, а она редко ошибается. Вы большой мастер вождения. И... знаете, в лесу сейчас страшновато... "Вот так,– подумал Никита,– мы и попадаемся". Он улыбнулся и открыл дверцу. – Брр. Океан ледовитый. Территориальные воды, Марина, давайте я вас перенесу. – Лучше помогите Наташе. – Да,– сказала Наташа.– Если не очень затруднит. – Нисколько. Я лет двадцать не носил девушек. Отдохнул. Наташа посмеялась ему в плечо. Из машины с дождевиками в когтях вылетел филин и скрылся в лесу. Никита приостановился. – Н-нда,– сказал он. Наташа встрепенулась в его руках. – Что-нибудь случилось? – Нет, ничего. Закаленная у вас сестра. – Почему вы думаете, что мы сестры? – Мне показалось, что у вас общая бабушка. – А, правильно. Только лужу мы прошли, можно ставить меня на поверхность планеты. На поцарапанном лице Марины обозначалось нечто вроде улыбки. Наташа тактично прервала паузу. – Здорово у тебя получилось с капитаном, Маринчик. – Мелочи. Поживешь тут с мое, тоже научишься. Спасибо вам, Никита. – Да вроде не за что. – Есть за что. За благородство и бескорыстие. Доверие и дружелюбие. – Ты пропустила воспитанность и выдержку,– лукаво сказала Наташа. Марина впервые рассмеялась. – Не только. Еще гуманность и гордость. И так далее, по алфавиту. Продолжать? Никита отвернулся. – Интересно, как наш капитан умудрился запомнить номер? Все заляпано грязью. – Ничего он не запомнил. Но это – его проблемы. Маринчик, веди. Марина молча шагнула в придорожные кусты. – Куда это?– поразился Никита. – Так ближе. Пожалуйста, дайте мне руку. Гостеприимно запели комары. Наташа ничуть не преувеличивала, когда сказала, что в лесу страшновато. Никита с шумом пробивал дорогу и думал о том, что медведи в конце лета добродушны, равно как и волки. А вот в отношении беглых уголовников сомнения оставались, не зря же вертолеты летают. Он пожалел, что не захватил из машины чего-нибудь увесистого, вроде монтирки. Брюки и куртка вымокли. Стараясь не стучать зубами, он спросил, нет ли поблизости трактора. – Это такое... лязгающее сооружение? – Да, лязгающее. Машины хорошо вытаскивает. – Пусть вас это не заботит. Машину мы освободим иначе, не так шумно. К металлам у меня предубеждение, мертвые они уж очень. Вы не считаете, что сталь, например, жестока? – Как может быть жестоким мертвое? – Оно всегда угрожает живому. Никита помолчал, стараясь понять, играет ли девушка словами. – А бронза? – Бронза – сплав, в нем есть теплота, отпечаток души. – У вас художественное восприятие. – Или иное видение.
Что-то скрывалось за этим абстрактным диалогом, но Наташа от дальнейшего разговора уклонилась, сославшись на усталость и плохое умение формулировать мысли. – К тому же,– добавила она,– я не совсем уверенно владею идиоматической и образной сторонами языка. Не успела вжиться. Никитино недоумение от этого пояснения только возросло. Они выбрались на более открытое место. Идти стало легче. Но вскоре малозаметная тропинка пересекла поляну и вывела к краю обширного болота. Захлюпала вода, упругие стебли хвощей цеплялись за ноги. Досаждал гнус, образец жестокости живого. Наташа звонко пришлепнула мокреца и вздохнула. – Что, трудно быть белковым телом?– иронически спросила Марина. – Да, и больно. Ты на меня сердишься? – Какой смысл? Никита откашлялся. – С вами что-то стряслось, лесные феи? – Очень сильно стряслось. По моей оплошности. Марина, можно рассказать? – Бубо уже на месте. Немного позже. Никита, вы подождете? – Я не уверен, имеют ли ко мне ваши секреты какое-то отношение. – Имеют, имеют. Никита пожал плечами. За болотом начинался молодой еловый лес. Деревьям было лет по двадцать, ветви висели низко, приходилось нагибаться. Никита придержал хвойную лапу, пропуская девушек. Неожиданно фигура шедшей впереди Марины вспыхнула, будто попав в луч прожектора, и тут же исчезла. То же самое случилось с Наташей. Никита вздрогнул и выпустил ветку. – Это еще что? – Кольцевой поток фотонов. – Кольцевой поток фотонов невозможен. – Возможен, возможен. – Это ж какая гравитация должна быть! – Большая. – Вас бы тогда раздавило. – Нет, гравитационные линзы расположены лишь в точках поворота, фотоны движутся вообще-то не по кольцу, а по многограннику. – И зачем все это? – Сигнализация, а при необходимости – защита. Идемте, нас ждут. Никита поднял руку и кисть ярко осветилась сразу со всем сторон. – А если я не пойду? – Спать вам тогда в машине. Голодным. Ошеломленный Никита топтался под развесистой елкой. Перед его лицом то озарялась, то растворялась в темноте качающаяся ветка. Он увидел, как из световой пленки протянулась открытая ладонь и отшатнулся. Тихо рассмеялась Наташа. – Никита Юрьевич, милый, неужели нас нужно бояться? Вспомните пословицу Чингис-хана. – Чингис-хан сейчас бы умер со страху. – Не исключено. Образование у него было неважное. Ну, решайтесь, вы же потом не простите себе этой слабости. – Верно, не прощу,– проворчал Никита и зажмурился. Свет пробился и сквозь закрытые веки, но других неприятных ощущений не возникло. Он слегка разочаровался и даже заподозрил розыгрыш, тем более, что остаток пути прошел без приключений. Обыкновенный деревенский дом с мирным дымком над трубой располагался внутри обнесенного жердями двора, напротив серого сарая. У калитки стояла старушка в белом платке. – Ах, девочки, я уж извелась! Все ли благополучно? – Да, благодаря Никите Юрьевичу, спасителю нашему. Вот, познакомьтесь. – Ксения Кирилловна. Очень, очень рада, дорогой вы мой! Я так боюсь зенитных ракет, а негодник Бубо совсем перестал отвечать на сигналы. Старый он у меня, заряда не хватает. От длинных аристократических пальцев Ксении Кирилловны пахло луком. Никита приложился к ним не колеблясь. Обладательница столь неистребимого обыкновения подавать ручку для поцелуя могла бояться многого, в том числе – зенитных ракет. Одному Всевышнему известно, чего она навидалась на своем веку. Компания прошла мимо накрытых мешковиной гигантских бочек и поднялась на крыльцо. – Проходите, сударь, проходите,– ласково пригласила старушка.– И не тревожьтесь, все здесь вполне вменяемы, включая вас. Никита закашлялся, и ему любезно постучали по спине. В чистой, блаженно теплой горнице он долго мыл руки и пытался сообразить, как стало известным его отчество, возраст, семейное положение, что из себя представляет негодник-филин, в чем провинилась трогательная Наташа. Сухая научная жизнь давно лишила его веры во всяких провидцев, пришельцев и лозоходуев, он признавал только надежные экспериментальные данные, корректно обработанные статистически, и подтвержденные независимой лабораторией. Желательно – не нашей. Он многократно убеждался в том, что рано или поздно любой чертовщине находится удивительно банальное объяснение. – Голубчик, прошу к столу. Пора отужинать, да отдохнуть с дороги. Что требовалось, вы уже сделали. – Спасибо. Девочки, наверное, тоже проголодались? – Увы, им сначала муляжи надо приготовить. – Какие муляжи? – Да копии свои, альтер эго. Латынь-то помните? – Смутно. – Не беда, сударь, не беда. Сосуды к утру прочистятся, глядишь, и память покрепче сделается. Никита едва не сказал о том, что против атеросклероза лекарств нет, но вовремя вспомнил о возрасте собеседницы. – Присаживайтесь, Никита Юрьевич. Времени у меня совсем мало осталось, хочется с человеком поговорить напоследок. – Что вы, Ксения Кирилловна, времени у вас много, послушайте врача. – Смотря где, милостивый государь. Здесь, на бренной,– ровно пустячок какой. Старушка резала хлеб по-деревенски, крупными ломтями, прижимая буханку к груди. В ней поразительно сочетались простонародные привычки и салонные манеры конца девятнадцатого столетия, Человеку, пожившему в СССР, эта смесь о многом говорила. Никита не мог не почувствовать сострадания к частице старой России, нежному, многократно затоптанному стеблю, все же как-то уцелевшему, сросшемуся, пустившему корни на опушке елового леса. Он не то чтобы перестал удивляться странности речей Ксении Кирилловны, но воспринимал их уже как нечто объяснимое. – Что только не перенесла от людей. Сама, можно сказать, человеком стала. Как вы быстро стареете. Долго, ох, долго вам идти. И ума вроде хватает, пользоваться не хотите. Мало поколений после обезьян прошло. Знаете? – Знаю,– сказал Никита.– Читал. Он совсем не знал, чего ожидать в ближайшую минуту. В соседней комнате по полу протащили тяжелый предмет. – Муляжи? Ксения Кирилловна выставила бронзовое блюдо с помидорами. – Не мучайтесь, голубчик, скоро поймете. Утра вечера мудренее, как люди говорят. Вот пельмени, маслята да анчоусы. Извольте отведать. – Про анчоусы я тоже читал. Их только из-под земли можно достать. – Оттуда и достали. Налила бы стопочку, да ехать вам скоро. О поджелудочной железе и говорить нечего. Никита принялся за угощение. – Редкий вы человек,– заметила Ксения Кирилловна по прошествии едва ли не получаса. – Уф, простите. Столько есть неприлично. Но все такое вкусное. – Я не о том. С вами девочек оставить было бы не страшно. – Спасибо. Неужели им что-то угрожает? – Теперь уже ничего не угрожает. Да-с, теперь. Сыты ли вы, батюшка? – Еще как. – Ну, тогда не обессудьте. Прощайте, дорогой. Ксения Кирилловна взглянула на него неожиданно пристально, жестко. Мысли Никиты сделались вялыми. Приятная теплота волнами поднялась по телу и накатилась на голову. Объелся-таки. – Объявляется стартовый отсчет!– сурово произнес незнакомый мужской голос. Никита печально повернулся. В углу, на массивном телевизоре, сидел Бубо с открытым клювом. Лапу он держал в розетке. Или показалось? Глазищи филина грозно горели, в его перьях вспыхивали мелкие разряды. По экрану телевизора бегали разноцветные кривые и ползали особые шевелящиеся знаки. Бледная Марина вышла из тумана и погладила его холодной рукой. – Иди спать, несчастный гуманоид. Прощаю вам все. Никиту под руки, как раненого, увели в соседнюю спаленку. – С вами по-хорошему... эх, вы...– пробормотал он и уткнулся в хрусткую наволочку. Через форточку слышался отдаленный вертолетный гул. Ксения Кирилловна покачала головой и прикатила столик на колесиках. – Помочь?– спросила Марина. – Управлюсь, что тут сложного. Иди отдохни. Наташа плачет? – Плачет. – Надо же. Кто бы мог подумать. Марина задержалась на пороге. – Все же я считала, что ученые у них более догадливы. Ксения Кирилловна усмехнулась. * * * Лунный свет отпечатался на полу, дробился в крупицах инея, покрывших цилиндрический бок голландской печи, спинку кровати, столик с хирургическими инструментами, и даже лепестки цветка в кефирной бутылке Он был изменчив, этот лунный свет. То усиливался, то слабел, будто снаружи прохаживался некто бесшумный и полупрозрачный. И когда он проходил мимо окна, сумрак сгущался, в комнате шевелились тени. Потом все прояснилось, колкий холод проникал под толстое одеяло, к свернувшемуся в клубок человеку. Пробуждающееся сознание медленно освобождалось от образов сна – надоевшей лестницы, космической пустоты с вкраплениями звезд, от капитана Шестакова, за что-то ударившего ножом в Никитин живот, от спиральной молекулы ДНК с недобро багровевшим фрагментом, от улыбавшегося Бубо и прочих фантасмагорий. Подташнивало, беспокоила скребущая боль в левом подреберье. Все же он встал, кое-как оделся, попрыгал, чтобы согреться, глубоко втянул в себя воздух и задержал дыхание. Тошнота отступила. Набросив на плечи одеяло, он опасливо выглянул в горницу. Картошка и помидоры в бронзовом блюде заледенели, пышная снежная бахрома окаймляла дверь во вторую половину дома. Там, за дверью, раздавалось крупнопузырчатое бульканье и сухие металлические щелчки, похожие на стук метронома, и еще что-то шипело. Никита вынул сигареты. Закурить, однако, не привелось, потому что исчезла зажигалка. Водительское удостоверение, подмокший паспорт, ключи от машины, бумажник, носовой платок, – все обнаружилось в привычных карманах, а зажигалка пропала. Просить спички среди ночи, конечно, не стоило, но его всерьез настораживал необъяснимый холод, безлюдье и подозрительная тишина в доме. Он постучал в дверь и громко спросил: – Ксения Кирилловна, простите, что происходит? Ответа не последовало. Но дверь легко приоткрылась. В нос ударил сильный запах озона, потянуло совсем уж свирепым холодищем. Сзади, с пугающим треском лопнула насквозь промороженная бочка, по полу, деревянно стуча, покатились кочаны капусты, Никита чертыхнулся, плотнее завернулся в одеяло, и ступил на неизведанную территорию. В просторной, слабо освещенной комнате клубился туман. Он поднимался из круглого бассейна с интенсивно парящей жидкостью, аккуратно огражденного корабельными леерами на бронзовых стойках. Поток более теплого воздуха дунул из горницы, туман осел. Из его блеклой пелены проступили очертания стола, за которым, уронив голову на руки, в красноречивой неподвижности сидела Ксения Кирилловна. Потом стала заметной кровать с обеими девушками. Никита сразу понял, что все они мертвы. Тем не менее, он пробрался вдоль ограждения и пощупал негнущуюся руку Марины. Пульс отсутствовал, дыхание – тоже. Трупы лежали в спокойных, естественных позах сна. На лице Марины застыла загадочная леонардовская полуулыбка, Наташа казалась грустной, Прикоснуться к ней Никита не решился, скомкал бесполезную пачку сигарет и отвернулся. Туман слабо подсвечивался снизу. Никита машинально сунул сигареты в карман, покрепче ухватился за стойки, и наклонился к бассейну. Жидкость в нем бурлила, на поверхность всплывали пузыри и лопались. В глубину, широко раскинув руки на фоне где-то уже виденных созвездий, погружалась еще одна женщина с мертвенной серо-зеленой кожей. В пустоте за ее спиной рождались гроздья пузырей, стремительно несшихся вверх. Соприкасаясь с телом, они фосфорически вспыхивали. В этих вспышках Никита узнал еще одну Ксению Кирилловну. Глаза его заслезились от режущих испарений дьявольского колодца, он поспешно выпрямился. Происходившее могло быть сном, галлюцинацией, сценой из фильма ужасов, наконец, но никак не реальностью. Состояние эмоциональной оглушенности, не покидавшее его с момента пробуждения, вдруг прошло. Он вскрикнул, отступил в горницу, споткнулся, расшвырял тяжелые, словно пушечные ядра, кочаны и выбежал из дома. На еловой опушке шелестел ветер. Крупные предосенние звезды во всю мощь светили с неба, Облако пара висело в свежем ночном воздухе над домом. Никиту била дрожь. Невероятно одинокий, жалкий, с переброшенным через плечо одеялом, он стоял во дворе и пытался взять себя в руки. Понемногу отлегло. Сердцебиение унялось, дыхание выровнялось, относительный порядок установился в мыслях. Он уже собрался отряхнуть прилипшие к брюкам капустные листья, когда противный ржавый скрип распорол тишину. Дверь сарая открылась. Кося глазом, Никита присел: к нему шла Марина. Шагах в двадцати она остановилась. – Ближе не подходить, Чингис-хан? – Н-не надо. Помолчали. – Ну, как, успокоились немного? Никита кивнул. – Тогда скажите что-нибудь. – Вам не попадалась моя зажигалка?– хрипло спросил он первое, что пришло в голову. – Попадалась. Вот она. Пришлось изъять на время. Огонь в доме сейчас опасен. Жидкий кислород, понимаете? – Нет. То есть, да. – Возьмите. – Спасибо. Позже как-нибудь. Марина обидно улыбнулась. К нему вернулась способность злиться. – Послушайте, как вас там... Марина... – Фи! Неужели вы будете грубым в отместку за страх? А, Никита? Он скрипнул зубами. – Извините. Я хотел спросить, они... то есть, вы не умерли? – Мы, то есть, я — нет. – А Ксения Кирилловна? – Тоже. Но она трансформировалась. Никита понимал, что задает глупейшие вопросы, но остановиться не мог. – Зачем? – Чтобы вернуться на родину. – Навсегда? – Возможно. Видите ли, мы долго не могли ее разыскать после всех... исторических событий, случившихся в вашей стране. Боялись не успеть к сроку окончания существования Ксении Кирилловны в качестве белковой системы. Поэтому пришлось пренебречь некоторыми правилами безопасности. – Вот оно что. – Пожалуйста, не сердитесь за то, что с вами толком не простились. Нам думалось, так лучше. Долгие проводы – лишние слезы, как у вас говорят. Правда, Наташа очень расстроилась. – Почему? – Понравились вы ей. – В каком качестве? – Как в каком качестве?– удивилась Марина.– В качестве мужчины, я полагаю. Не в качестве же извозчика. – Ох,– сказал он,– И это – все? Мы больше не увидимся? Девушка не ответила. Никита вскипел. – Не смейте молчать, раз уж втравили меня в эту историю! И отдайте зажигалку, в конце концов! Марина вздохнула. – Поверьте, я не знаю. Мы вообще не должны были встретиться, если бы Наташа не ошиблась как раз над ракетной батареей. Живот болит? – Немножко. А что? – Ничего. Скоро пройдет. Ладно, пора вытаскивать машину. Раз уж втравили вас в эту историю. Она прошла к крыльцу и сбросила мешки с того, что накануне Никита принял за бочки. В действительности же ткань скрывала две полусферы с ободьями из желтого металла. "Бронза, разумеется",– раздраженно подумал Никита. Марина пыталась забраться в одну из этих штук, но узкие брюки с улыбающимся ковбоем не позволяли поднять ногу достаточно высоко. – Что же вы стоите, кабальеро?– сердито спросила она. Легко перемещая отчужденное тело, Никита приблизился, подал руку, помог. – – Вторая – для меня? – Не боитесь? – Полная пустота в голове. Вообще ничего не ощущаю. – Сильные получили впечатления, а, гуманоид? Озорной тон и оттенок снисходительности, прозвучавший в слове г у м а н о и д, заставили его встрепенуться. Он вспыхнул, собрался ответить насмешливо, знай, мол, землян, да не успел. Желтая чаша под ним качнулась и без всяких предварительных знамений принялась набирать высоту. Снялись со своих мест острые верхушки ельника, в плавном развороте ушли вниз избушка с невинным облаком над крышей, сарай с открытой дверью, очерченный жердями двор. Серьезно захотелось перекреститься, но Никита побоялся свалиться в то самое болото, мимо которого они так недавно пробирались втроем. В свете луны прекрасно различались озерца мутной воды, кочки, стебли мха и даже настороженные заячьи уши в кустах у края болота. Никогда раньше он так хорошо не видел ночью. Марина летела впереди, бесстрашно свесив с обода ноги в спортивных туфлях. Странный аппарат шел под ней с небольшим креном, градусов в пятнадцать, как прикинул Никита. Прикинул и с веселым ужасом начал осознавать происходящее. Подпаленный плащ Наташи, царапина на щеке Марины (успевшая, кстати, исчезнуть), капитан Шестаков с его загадочным заданием, бассейн сжиженного кислорода, такие правдоподобные муляжи... Из разрозненных воспоминаний, осколок за осколком складывалась общая картина. Понять главное в этой мозаике было уже не сложно. Оставались лишь частные вопросы: случайно или не случайно выбрали его, Никиту, пьющего, курящего, любящего поспать и поесть? Для чего? Сомнительно, чтобы им потребовался его смехотворный автомобиль. Но, с другой стороны, несомненно, что именно негодник Бубо уехал на скале перед поворотом на красную дорогу. "Марина была уверена, что мы застрянем двумя километрами раньше...". Выходит, они заранее все знали? Все или – многое? Вот уж пищи для ума... – Никита Юрьевич, каково самочувствие сейчас? Он бодро показал большой палец. – Начинаете понимать? – Нехорошо поступать таким образом с членом Ученого совета. Висящая в безветренном пространстве девушка рассмеялась. – Симпатичное вы существо. – У людей как-то не принято называть друг друга существами. – У людей. – Понятно, уважаемая незнакомка. Никита хорошенько подумал и, не удержавшись, задал совсем уж нелепый вопрос. – Послушайте, это все – правда, что ли?– он обвел рукой ночной горизонт и испуганно схватился за обод, потому что полусфера под ним крутнулась. – Вы подозреваете, что вас разыгрывают? Он вспомнил фигуру в жидком газе. – Нет, я не знаю, верить ли глазам своим. – Это уж вам решать. До расставания время еще есть. Неприятный холодок возник в Никите. Да, да, расставание. Как оно, спрашивается, произойдет? Филин перестал отвечать на сигналы, связь с избушкой прервалась, вот и пришлось двум феям прибегнуть к автостопу. Теперь же мавр дело сделал. Ксения Кирилловна, добрейшая старушка, что-то в этом роде говорила. – Никита, можно дать совет? – Конечно, и не один, а как можно больше. – Не читайте на ночь детективов. – Час от часу не легче. Вы еще и телепат? – В данном случае это необязательно. Лицо у вас выразительное. А реакции, простите, банальны. Взгляните во-он туда, направо. Никита легко различил темные кубики изб, изгиб речушки, колоколенку на бугре, микроскопические комбайны в поле. – Старопокровка? – Она самая. Утром там высадятся солдаты, Вам их лучше не дожидаться. Если, конечно, не хотите стать знаменитым. – Покойником? Марина обиделась. И от этого ему стало спокойнее. Слишком уж долго возилась неземная цивилизация, если затевала недоброе. Достаточна было небольшого купания в том жутком бассейне Между прочим, интересно, зачем понадобились муляжи? Инсценировка естественной смерти? Например, в результате отравления угарным газом? – Угадали,– сказала Марина.– Видите, иногда можно обходиться без телепатии. Некоторое время он не находил слов. Поняв, что бессилен против ее иронии, спросил про другое. – Скажите, а какое созвездие я видел там в бассейне? – Созвездие Печи. – Мне почему-то так и показалось. Марина улыбнулась. Их воздухоплавание замедлялось. Они пролетели над поляной, где в росистой траве еще сохранились следы трех человек. А может быть,– только одного. Крупный волчище внимательно нюхал эти следы. Когда легкие тени полусфер скользнули по земле, зверь поднял удивленную морду. – Он тоже не знает, верить ли глазам своим. Никита промолчал. Прямо по курсу показалась темная полоса просеки, размытая дорога. Близился конец сказки. Повинуясь неведомой силе, летательные аппараты приземлились на пригорку между отпечатками вертолетных колес. Вибрировал ненароком задетый телеграфный провод. – Побудьте здесь,– сказала волшебница. Он с детским любопытством наблюдал, как девушка кружила над автомобилем, отыскивая центр тяжести. По-прежнему, беззаботно сидя на ободе, она делала плавные жесты, похожие на движения фокусника Желтая чаша описала сходящуюся спираль, на секунду остановилась, затем медленно с видимым усилием, приподнялась. Звонкие ручейки устремились с крыльев и днища машины Звучно шлепнулись комья глины, "Лада" развернулась в воздухе и мягко опустилась на обочину. Он отпер дверцу и проверил двигатель. Марина пришла не сразу. Некоторое время стояла у затихшей лужи, думала. Впоследствии он видел ее очень разной, но запомнил прежде всего такой – в тонком лунном контуре, посеребрившем волосы в расслабленной позе, с руками в карманах брюк. Так стоят перед дальней дорогой, на перроне, причале, летном поле аэродрома. Так же будут стоять наши потомки перед тем, как подняться на борт звездолета. "Прощай, Британия, прощай...– подумал Никита.– Неужели – все?" В лесу безутешно завыл волк. Наверное, тот самый, нюхавший следы. Новый звук вывел Марину из задумчивости. Чисто по-женски поправив прическу, она подошла к машине кивком поблагодарила за предупредительно открытую дверцу, устало откинулась на спинку сиденья. – Мы очень признательны вам за помощь, Никита. Спрашивайте,– просто сказала она. – Военные действительно могли вам помешать? – Да. У нас нет права сопротивляться. Послушайте сегодня радио. – Почему вы скрываетесь? – На Земле и без того все бурлит. Что только не всплывает на поверхность. Вспомните, много ли у вас бескорыстных знакомых! Вспомните борьбу за место под солнцем, за любовь, тем более – за власть, когда до сих пор все средства хороши. О, эта болезненная страсть повелевать себе подобными, пить их вынужденное внимание, понимать неискренность почестей, но принимать их! Чем умнее человек льстит, тем лучше ему живется и в Ливийской Джамахирии, и в той же Британии. Соблазна власти и лести никто не выдерживает, какие бы великие дела не свершал попутно. Такая воистину ц а р с к а я водка разъедает любую душу. Вопрос лишь во времени, разница лишь в степени. – Вы нас презираете. – Отчасти. Извините, я говорю резко. Устала от неразумности человеческих, но все еще стадных сообществ. Однако, кроме Чингис-хана, Иоанна Грозного и всех последующих бабуинов, на Земле жили Сократ, Эразм, Данте, Уриэль, Иоганн Себастьян Бах и Эйб Линкольн. А сейчас живут астрофизики. Имея в руках такие безделушки, как масса нейтринов и реликтовое излучение они конструируют миры в своих комнатенках. Я так и не поняла, как при всем несовершенстве математических методов, они пришли к идее параллельных Вселенных. Ищущих презирать невозможно, Никита. – Вы умеете сочувствовать? – Для этого надо быть совсем уж человеком. Впрочем, если говорить конкретно обо мне, то – да. – По-моему, то же самое можно сказать о Наташе и Ксении Кирилловне. – Вы правы. Принимая облик землян, мы неизбежно подвергаемся воздействию ваших гормонов и инстинктов, воспринимаем ваши эмоции. – А в своем собственном обличье? Марина растерялась. – Этого вопроса я не ожидала. Таких, как вы, мало. Вот в чем беда. – И все же? – Будь по-вашему, я отвечу. У нас есть аналог того, что вы называете сочувствием. – Так дайте нам счастье. – Как? Построить виллы, излечить больных, избавить от забот о пище? И подстерегать каждого, возжелавшего жену ближнего своего, или осла его? В кого вы превратитесь? – Навряд ли это хуже смерти. Вы хотя бы догадываетесь, каково жить в полной уверенности, что в любой момент можешь обратиться в прах, в пыль безмозглую? – Догадываемся,– поникнув, сказала Марина. – Догадываетесь,– повторил Никита.– То-то и оно, что только догадываетесь. Если бы хоть раз почувствовали, что чувствуем мы, гуманоиды, когда земля сыплется на крышку гроба, вы бы не ограничились изучением любопытных инфузорий, а хоть что-то попытались предпринять. Марина выпрямилась. – Зачем мы здесь?– тихо спросила она. – Честно говоря, не знаю. – Никита, убедить вас я не успею. Вы ведь поверите только статистически значимым результатам, подтвержденным независимой лабораторией, все сотрудники которой прошли психиатрическое освидетельствование. – Как все просто,– насмешливо протянул он. – Как сама природа,– спокойно парировала Марина.– Истину понять нетрудно, труднее в нее поверить. Еще сложнее доказывать вещи очевидные. – Блестящий набор сентенций! Браво, капитан Шестаков, поздравляю. Между тем, люди как умирали, так и продолжают этим заниматься. – Есть у меня доказательство. Вполне надежное,– Марина посмотрела на него с особым выражением. – Э-э, знаю я ваши кунштюки. Пожалуйста, без гипноза и прочей парапсихологии. – Что вы, воздействие на психику не может быть аргументом в споре. Нет сейчас никакой необходимости в гипнозе. – Посмотрим, посмотрим. Можно я закурю? Спасибо. Вот мы сейчас строим гм... виллы. Как умеем, лечим больных, пищу добываем. Одним словом, заняты собственным выживанием... – И сексом,– горько добавила Марина. – Верно,– согласился Никита, с любопытством глядя на нее. – Эта проблема занимает нас больше смерти, в буквальном смысле. У вас что-то случилось... личное? – Не имеет значения. Вы хотели узнать, чем заняты мы? Проблема та же, выживание, хотя масштабнее. Приходится искать способы для сохранения разума как явления. – Вот как! Разум подвержен опасностям и на вашем уровне? – Подвержен. Если, к примеру, взорвется Проксима Центавра, свет вспышки долетит до Земли через несколько лет. О том, что происходит в соседней галактике вы узнаете через полтора миллиона лет. Вот поэтому Вселенная сейчас не такая, какой она выглядит в ваши телескопы. Идет ускоряющийся процесс сжатия. Понимаете, что это значит? – Схлопнемся в черную дыру? – Мягко сказано. Никита ошеломленно замолчал. Сквозь запотевшие стекла машины уже просматривались восточные сопки. Луна зашла. Слабый крик чудом уцелевшего петуха донесся из деревни. – Марина, надежда-то есть? – Есть. – Я не задерживаю вас... чрезмерно? – Да, пора прощаться. Старайтесь не вспоминать о двух феях. Ничего кроме боли это не принесет. – Вы будете очищать мою память? – Что за предрассудок, уважаемый член Ученого совета!– укоризненно сказала Марина.– Бог с вами! Совсем напротив, я даже оставлю небольшой сувенир.– Она протянула запаянную колбочку. – А что там? – Опухоль из поджелудочной железы. Ксения Кирилловна просила передать, что времени у вас теперь много. Живот не болит? – Н-нет. – Вот и хорошо. Прощайте. – Одну минуту. Марина, я должен вернуть вам одеяло. Она рассмеялась, поцеловала его в небритую щеку и сказала, сильно налегая на букву "о": – Оставьте. В хозяйстве пригодится. Потом вышла, поднялась на пригорок, обернулась, плавно взмахнула руками, и обе полусферы слились вокруг нее в гигантский кусок янтаря. Еще мгновение стройная фигура угадывалась за желтыми стенками шара, затем все бесшумно исчезло, растворилось в воздухе. Тот, кто называл себя Мариной, улетел. Светлело, близился восход. В Старопокровке второй раз пропел петух. На капот со стуком опустился филин. Опустился, стряхнул с себя грязные капли, и выжидающе уставился в лицо человека за рулем. Никита помассировал веки, придавил глазные яблоки, сосредоточиваясь на предстоящем управлении машиной. Заработал двигатель, сильно испугав филина. Бубо скребнул когтями, заклохтал, взмахнул крыльями и тяжело взлетел. Плохо он зарядился, бедненький. Машина раскачивалась, проваливалась в ямы, опасно юзила. Но Никита не обращал внимания на дорогу. Чисто механически переключая передачи, иногда притормаживая, он следил за парящим силуэтом того, что имело обличье птицы, и ехал навстречу незавидной доле видеть в каждой женщине искры неземного разума. Обратную дорогу он запомнил отрывочно. В зеркале заднего вида проскользнули замшелые избы, мятое ведро над колодцем, кресты, хмурая река, начинающие желтеть березы, вся за половину пройденная земная жизнь. Видимо, он дремал за рулем, и проснулся тогда, когда простужено ревущая малолитражка взяла последний подъем и выползла на шоссе перед бетонным мостом. Дул холодный низовой ветер. Над ломаной линией сопок всплыл краешек солнца. В невозмутимой реке отражалась вершина знакомого утеса. Никита открыл дверцу и огляделся. От покрышек валил пар. Бубо устало мигал оранжевыми глазами с дорожного знака, запрещающего остановку. – Эй, птица, скажи что-нибудь. – Доброе утро. Московское время – шесть часов. – Все? Филин почистил перья и снисходительно добавил: – Обнаружены обломки летательного аппарата, сбитого над дельтой Северной Двины. Два члена экипажа выбросились с парашютами. Их разыскивают Госдепартамент опровергает причастность США... – Погоди-ка. Далеко, у самого горизонта, играли солнечные блики. Благодаря своему новому зрению, Никита различил восемь точек. Развернутым строем к Старопокровке шли вертолеты. – Так. А про меня что-нибудь объявляли? Про автомобиль "Жигули" серо-голубого цвета? – Объявят еще,– мрачно пообещал Бубо. – Похоже, пора ехать. – Ехать! Когти надо рвать, профессор. Жаргон несколько покоробил Никиту. – Прощайте,– с невольной сухостью сказал он. Озорник, однако, расставаться не пожелал. Нахохлился, прищурил глаз и неожиданно произнес милым Наташиным голосом: – Нехорошо так поступать с друзьями, уважаемый член Ученого совета. Бубо устал, разрядился... Никита покраснел. – Извини, брат. Он сгреб филина в охапку, бросил его на заднее сиденье завел двигатель. Мотор взвыл, и автомобиль "Жигули" серо-голубого цвета помчался на юг.
*** В середине дня кончился бензин. Никита въехал в скопище машин у заправочной станции, прикрыл филина одеялом, приказав не высовываться, и почувствовал, что засыпает. Разбудил его мужчина в трико с вытянутыми коленками и в тапках на босу ногу. – Эк вас тут разморило. Сова и та спит. Эй, парень, кончай держать очередь, бензовоз пришел. Сигналить ему, сигналить...– мужчина явно хотел высказаться определеннее, но почему-то сдержался. – Сейчас, сейчас,– сказал Никита.– Извините. Мужчина не уходил. – Хорошая у тебя была ночка, парень,– сказал он, многозначительно улыбаясь. Никита вспомнил свою ночку и испугался. – Что вы имеете в виду? – Да ладно, ладно, дело не мое. Скажи только, где такую девочку добыл? Никита обернулся. За его спиной, нежно обняв Бубо, спала Наташа. – Дорогой ты мой гуманоид,– сказал Никита опешившему дорожному собрату.– Проезжай, уступаю тебе очередь. И вот, прими в подарок. Представитель далеко не сентиментального племени водителей взял бутылку тормозной жидкости и широко открыл глаза. Неизвестно, сколько бы он так простоял, если бы к машине, не подошла Марина с пакетом кооперативных пирожков и решительно не попросила его посторониться. – Да тут целый гарем. Ну и дела!– пробормотал мужчина и, оглядываясь, удалился. Ничуть не менее изумленный Никита открыл дверцу. – И вы... тоже?– только и смог сказать он. – Знаете, ваши слова об ожидании смерти...– неуверенно начала Марина. Но тут же рассердилась и с вызовом закончила: – И потом, не оставлять же эту глупышку одну! Среди вас.
Опубликовано: альманах "Енисей" 207/1993
|
Редактор - Сергей Ятмасов ©1998 | |||||||